Настоящая вода пресна
На уишаньском высокогорье в Тунму период сбора красного чая случается позже, чем вовне, и длится он дольше. Поэтому каждый год в мае мне приходится ездить туда по несколько раз, каждый раз питая надежду на встречу в местных девственных лесах с удивительным дикорастущим чаем. В 2012-м году, примерно в начале сезона Лися (Установление лета, 5-6-го мая) в горах уже несколько дней шёл дождь. К таким дождям крестьяне испытывают крайне противоречивые чувства, и радуясь им, и пугаясь. Причуды матери-природы очевидно не подразумевают лёгкого понимания их со стороны людей, поэтому те вынуждены уповать на то, что, как говорится в известной поговорке, ветер будет мягок, а дожди благоприятны. Каждый Новый год на дверях своего дома люди вывешивают парные полоски красной бумаги, на которых написаны мольбы к Небу о ниспослании им милости в этот год.
После КПП заповедника дорога резко сузилась, а виражи стали гораздо коварнее. Мой попутчик Л., впервые поехавший в эти горы, напряжённо крутил руль своей машины. Ливший несколько дней подряд дождь вызвал сильный подъём уровня воды в горных речушках. Бурлящие горные потоки, словно вырвавшийся из стойла табун белых лошадей стремительно неслись вниз по течению. Казалось, что на всём протяжении нашего пути земля трясётся, а горы дрожат. С одной стороны дороги над нами плотно нависали скалы, и стекавшая оттуда дождевая вода нередко смешивалась с падающими камешками. Каждый раз при виде такого камнепада мы усердно молились в душе, а дождь принимался хлестать ещё пуще, и казалось, ему никогда не будет конца. И вот в таком состоянии мы и попали в дом старого Чэня.
Пожилой Чэнь родился в 33-й год периода Республики (1944), так он сам представился, Обезьяна по году. Помимо родного старшего брата, которого давным-давно арестовали, и он погиб, у Чэня не осталось других родственников. Родители его умерли тоже рано, но Чэнь всё равно вырос здоровым пацаном под красным флагом нового Китая. Став совершеннолетним, наш герой завербовался на службу в автомобильные войска и в таком качестве объехал добрую половину страны. Однако после демобилизации, вопреки ожиданиям и, возможно, по причине своего характера, старый Чэнь так и не смог вписаться в систему. Лишь эти большие горы готовы были принять его в свои объятия, и, вернувшись на родину, он вступил на путь трансформации от военного к крестьянину. В горах молодой Чэнь каждый день вставал с рассветом и отправлялся в горы, ища там любой источник для заработка: выкапывал ростки бамбука, собирал чай и мёд, рубил дрова, охотился… Благородный пыл юных лет в ходе работы день за днём, год за годом постепенно стачивался, и некогда несгибаемый нрав словно листочки красного чая скрутился в извилистые чаинки. Если бы не свежий кипяток для заваривания, вы бы вероятно не смогли себе представить, что в своё время жизнь этого человека была бурной, и сгорал он ярко. Таким кипятком, оживившим страсти Чэня, стал момент его встречи с будущей супругой.
Спутницей жизни Чэня стала уроженка Тунму, одиноко жившая там и ухаживающая за своим старым отцом. Наверное, нетрудно себе представить горести жизни в то непростое время. Поэтому, когда невеста Чэня достигла брачного возраста, её отец поставил единственное требование к будущему жениху дочери: чтобы тот поселился в их доме, став ему не только зятем, но и сыном, способным позаботиться о старике и проводить его в последний путь. Ну и как мог ещё вполне молодой человек, в жилах которого вновь кипела кровь, отказаться от такого предложения? С приходом Чэня в старомодную деревянную постройку, стоящую на берегу горной речки, словно бы вдохнули свежую энергию. Но беда заключалась в том, что этот поток энергии не мог длиться слишком долго. Ослабевший телом тесть Чэня вскоре отошёл в мир иной, а супруга так и не смогла забеременеть. Жизнь этой пары постепенно стала напоминать стакан пресной и чистой воды.
Чайные сезоны в Тунму тянутся медленно и долго. Такой размеренный ритм тоже влияет на каждый этап сбора и обработки чая. И столкнувшись с таким дождливым днём, вполне естественно просто взять и отдохнуть. Мы из-за внезапно разразившегося ливня попали в дом Чэня, а он из-за дождливого дня не пошёл, как обычно, в лес собирать чай. И вот мы сидим в убогой гостиной его дома и слушаем, как хозяин, в молодые годы объездивший в качестве военного водителя половину Китая, рассказывает истории о судьбах своей семьи и своей страны. Словно льющаяся дождевая вода по черепичной крыше стекает в колодец двора, в стоящий под карнизом большой чан, и небольшая часть её разбрызгивается в разные стороны. Когда в своём рассказе седовласый Чэнь доходит до осознания восторга от жизни, он внезапно замолкает и смотрит на высящиеся за окном скалы, окутанные клубами тумана, попутно замечая, что в комнате нет эха. Из-за двери, войдя в комнату на пол-головы, за нами наблюдает жена Чэня. Заметив эту женщину, некогда заставлявшую его кровь закипать, старый Чэнь разглаживает брови и, указав на неё, говорит такие слова: «Моя молодость была посвящена этой женщине». Жена Чэня при этих словах зарделась как роза, и смущённо взглянув на нас, вернулась во внутренние покои.
Дождь наконец-то успокоился, мы приготовились встать и уйти, и лишь тогда заметили, что за всё то долгое время, что мы укрывались в доме Чэня от дождя, хозяин-чаевод только один раз заварил нам чаю. За это долгое время Чэнь не продал нам ни грамма своего чая, и мы с ним были похожи на два поколения людей, живущих в простом согласии под одной деревенской крышей, а наше чаепитие словно было всего лишь коротким перерывом на чай. Я спросил Чэня, какой чай он нам заварил. Он ответил, что это заброшенный в глухомани гор У И дикорастущий чай, на который его навёл ещё в те стародавние времена его покойный тесть. Произнеся эти слова, Чэнь умолк и больше ничего не сказал.
Мы обогнули дом, чтобы попрощаться с его женой, и в прудике под скалой обнаружили большую стайку головастиков, непринужденно плавающих в воде. Жена Чэня заметила, что не помнит, начиная с какого времени, но уже давно местные древесные квакши повадились метать икру в этом прудике. Наверное, самкам квакш удобно, отметав икру, потом по скале упрыгать назад в глубину гор. И этим лягухам очень везёт, потому что в отличие от подавляющего большинства местных горцев семья Чэня не использует этих квакш в качестве еды.
Расставшись с супругами Чэнь, мы продолжили поиски чая в окрестностях Тунму. Мой спутник Л. спросил меня о впечатлении, которое произвёл на меня дикорастущий чай, заваренный нам Чэнем, и я ответил, не раздумывая: 真水无味, Чжэньшуй Увэй, Настоящая вода пресна. Вкус этого чая похож на то, как под покровом бесцветной жизни старой семейной пары таятся годы глубоких чувств. Он напоминает мне тех маленьких головастиков, свободно резвящихся в водоёме под скалой. Пройдя череду жизненных перипетий, закалившись в боевом крещении, вернуться вслед за памятью в среду обитания твоих родителей: в глубину диких гор.
Разве не к такому одухотворяющему чаю стремится в глубине своей души подавляющее большинство людей?
Автор: Ту Шунь, опубликовано 09.06.2017 в его блоге в сети 微信 (Вэйсинь), Перевод: Сергей Кошеверов
Сергей Кошеверов
Источник: https://www.facebook.com/kosheverov/