Японский Путь Чая

Чайное действо создал не Сэн-но Рикю, а огромное количество безымянных деятелей культуры — дзэнских монахов, исповедовавших особую форму медитационного, дзэнского буддизма, поэтов, художников, архитекторов, специалистов по садам и вообще представителей абсолютно всех форм культуры. Все они совместными усилиями и создали чайное действо.
A4//1
Впервые чай попал в Японию еще в раннем средневековье, в эпоху Нара, в VIII веке. Сначала его привозили в брикетах в виде прессованного высушенного чайного листа. Это традиция так называемого плиточного чая (тун ча по-китайски, а по-японски — дан тя), который очень долго разваривали, варили со специальными добавками, превращая его в густой чайный суп или бульон. Подобная форма чая жива и сейчас в некоторых странах Юго-Восточной Азии, в Тибете и Монголии. В этот чай добавляют молоко, имбирь,специи, лук, и потому результат резко отличается от того, что мы называем чаем.

Вторая форма чая — маття — порошочный чай, достигший своего пика в Китае в эпоху династии Сун. Позже, из Китая же, была завезена еще одна форма чая, сэнтя — мелкие высушенные листочки, завариваемые кипятком. Это тот чай, который мы с вами употребляем сегодня, к которому мы привыкли.

Но сегодня мы будем говорить преимущественно о порошочном чае. Мы увидим, как производится такой чай, как он выращивается и подготавливается к употреблению. Это чай наивысшего качества, который собирается только вручную, только пару дней в году, во время весеннего полнолуния. Собираются только верхние листочки чайного куста. Потом листья пропариваются на пару, высушиваются и смалываются на гранитных жерновах с медленным вращением, чтобы не произошло нагревания и не нарушился тонкий состав этих листьев. Затем чай помещается в специальные металлические сосуды и хранится там без доступа воздуха. Так делается сейчас. А в старину эти высушенные листочки помещали в большие керамические сосуды и запечатывали специальными печатями, также исключая проникновение воздуха. Храниться такие сосуды должны были только в течение одного года, до следующего урожая чая. Дальнейшее хранение исключалось. Особую же ценность всегда имел чай свежего сбора.

Зеленый чай хранится гораздо хуже черного, его очень сложно правильно готовить, и это его явные минусы. Плюсы же в том, что он в миллион раз богаче других чаев по минеральному составу. В нем много сложнейших аминокислот, биологических соединений, которые очень быстро разрушаются. Поэтому этот чай не заваривают кипятком, а просто заливают горячей водой (ни в коем случае не температуры кипения), затем прямо в чашке его либо взбивают специальным тонким веничком до появления тонкой светло-зеленой пены на поверхности, либо оставляют как есть, только слегка размешивая таким веничком. Это зависит от традиций чайной школы.

Пузырьки воздуха, образующиеся при взбивании, придают чаю более мягкий и тонкий вкус, а если его оставить неразмешанным, то чай будет иметь вкус более жесткий, терпкий, резкий и острый. Такой вкус ценят представители не Урасэнке (не внутренней школы Сэнкэ), а внешнего, официального Дома Сэнкэ (Омотэ Сэнкэ).

В конце эпохи Хэйан (IX-XIII века) попал в Японию именно этот, зеленый порошковый чай, а вместе с ним пришла и технология его приготовления. Уже в конце этой эпохи, во второй половине XII века, дзэнский монах Эйсай привез в Японию и семена чая, их посадили в некоторых дзэнских храмах. Некоторые из этих плантаций сохранились до сих пор.

Чай помогал монахам эффективно осуществлять медитацию. В этом состоянии нужно не просто полное успокоение, но собранность, сосредоточенность духа, ни в коем случае нельзя засыпать. Чай этому способствовал. Эйсай написал и первый в Японии трактат о чае. Первый же китайский трактат о чае был написан поэтом и философом Лу Юем. Он подробно рассказал, как выращивать чай, как его собирать, как готовить, цвет и форма каких чашек соответствует какому типу чая и т.п. Эйсай написал о том, как лучше использовать чай в японской практике. Например, сёгуну, первому воинскому правителю Японии эпохи Камакура Минамото-но Ёритомо, а потом его сыну Минамото-но Ёсицунэ, он советовал использовать чай как средство от похмелья. Многочисленные официальные приемы с обязательными возлияниями, видимо, не способствовали крепкому здоровью сёгуна. В трактате написано также, что есть гамма из пяти основных фундаментальных вкусов: сладкий, горький, соленый, кислый, терпкий. Чай имеет горький вкус, но горький вкус чая сродни доброму дружескому совету, который иногда может не очень нравиться своей прямотой и жесткостью, хотя на самом деле очень полезен.

Чай в Японии прошел практически те же самые стадии развития,что и в Китае. Сначала это было лекарство (кстати, когда чай впервые попал в Россию, а это было еще во времена Ивана Грозного, то придворные лекари написали о нем, что это напиток против насморка и головной боли). Вплоть до начала Танской эпохи в Китае чай был лекарственным напитком, но уже в середине этой эпохи он становится тонизирующим напитком.

Итак, вторая стадия чая — тонизирующий напиток. В Сунскую эпоху в Китае чай достигает в глазах людей уровня спутника философских медитаций, чаньских медитаций в храмах. Чай связан с определенной системой храмовых церемоний. В Японии была очень интересная форма — чайные игры (тя-кабуки), определенные формы чайных состязаний (тя-то), когда, например, нужно было, дегустируя чай, определять плантацию, на которой он выращен. За правильные ответы давались призы.

Чаепитиями увлекалась самурайская элита, которая в конце XVI века ощутила себя новой аристократией. Страна обрела статус единого государства, закончилось кровопролитие. Роскошь князей превзошла все мыслимое и немыслимое, поскольку не нужно было тратить энергию и деньги на ведение войн (например, Хидэёси заказал себе в буквальном смысле слова золотую чайную комнату, где предметы были сделаны либо прямо из золота, либо были покрыты позолотой). Это была эпоха кутящих, роскошествующих князей.

И вот как раз тогда, в противовес этому великолепию, родилась традиция саби-тя (смиренного чая, чая интравертного, скромного, внутреннего), где внешне все очень просто: чайный домик, его модель — это крестьянская или рыбацкая изба, очень простая, обыкновенная, где, повторяю, все внешне очень скромно, но это не небрежность, не недоделки. Просто все усилия мастеров ушли внутрь. Внешняя бедность, простота достигалась усилиями еще более сложными, чем при строительстве золотых и серебряных киотосских павильонов, золотых чайных комнат и т.д. Рикю вернул чаю медитационную углубленность, которую чай утратил в ходе светских развлечений.

Три великих мастера сделали самый большой вклад в этот процесс дзэнского углубления чая: Мурата Дзюко, Такэно Дзёо и Сэн-но Рикю. Судьба последнего была трагичной. Он происходил из купеческого сословия, очень образованных и прогрессивных купцов бурно развивающегося торгового города Сакаи, расположенного около столицы. Сэн-но Рикю был потомком корейских переселенцев. Он очень многое взял не только из японской культуры или из китайской (фарфор голубой и белый, форма чашек и т.д.), но добавил и корейскую традицию, внешне более простую, с несовершенными и неправильными формами керамики (особенно чашек).

Еще до Сэн-но Рикю существовал особый вид чая в стиле ваби. Ваби — это человеческая, современная проекция средневековой космической эстетики саби, вневременной, внепространственной, внесмысловой, надмирной, отрешенной от всего, не привязанной ни к чему. Но она была слишком абстрактно-углубленной для японского массового сознания, а потому была достоянием узкой монашеской и ученой элиты. А в эпоху Сэн-но Рикю, а позже в эпоху Мацуо Басё, эта эстетика ваби проникла очень широко в слои японской культуры. Тогда окончательно упрочился культ того вида чая, который мы теперь понимаем как чайное действо.

Один из дзэнских философов XVI века сказал: «Дзэнская медитация с мечом в руках — это кэндо, дзэнская медитация с кистью в руках — это сёдо (каллиграфия), дзэн с чайной чашкой в руках — это садо (путь чая)».

Почему японское чаепитие такое сложное? Почему надо так жестко выполнять различные сложные правила и каноны, почему надо сидеть именно так, почему так надо переставлять чашки? Ответ прост: это не чаепитие, а дзэнская медитация в форме чаепития. А медитация так жестко выдержана не потому, что кто-то так придумал или решил. Почему, например, вы должны сидеть с абсолютно прямой спиной? Попробуйте сидеть, наклонившись вбок, например, и вы очень быстро устанете, вы не сможете расслабиться и будете вынуждены существовать в мышечном зажиме. Технологически в этом случае ничего не выйдет. В чайном действе каждое движение руки, ритм вдоха и выдоха, вообще все, построено как единая технологическая цепочка. Именно поэтому чайное действо является идеальной минимальной моделью японской культуры вообще. Уникальные особенности японской культуры проявились в чайном действе в наиболее концентрированном виде. Это общее мнение и японцев, и иностранцев.

Но уникальность японской культуры — понятие относительное. Дело в том, что если бы любая из восточных культур, да и многие из западных, волею судеб оказалась бы в положении Японии, оказалась бы в том месте и в то время, когда Япония оказалась на авансцене мировой истории и политики, то она показалась бы такой же уникальной, такой же необычной. Просто японцам выпала такая судьба. Они сильно вторглись в политику Запада, в результате люди западной культуры чаще «спотыкались» о них.

Единственная уникальность японской культуры состоит в изначальном синкретизме сознания, его слитности, нерасчлененности. Нерасчлененности разных форм поведения, таких как священнодействие, игра, воинский поединок, научное исследование, художественный акт, светский ритуал, ремесленный труд. Это разные жанры культуры, которые у японцев стоят либо очень близко друг к другу, либо в некоторых, самых органических, самых синкретических формах культуры (как чай) совпадает стопроцентно. Все семь названных аспектов являются не разными элементами чайного действа, а составляют в равной степени его суть, что очень важно не просто абстрактно понять, но почувствовать.

Настоящее чайное действо — как воинский поединок, как «пан или пропал», намерение или умереть или достичь сатори. Если человек делает это так, как предписывали великие чайные мастера прошлого, то он делает это как первый и последний раз в жизни. Одновременно это игра. Здесь есть легкость, юмор, тяки (чайный дух, но есть и другой перевод — юмор). Здесь есть скрупулезность ремесленника высшего полета, дотошность ученого, который исследует макото (суть бытия).

Каков мой изначальный облик, кто я такой? Кто такой я, который все время говорит «я хочу то или это»? Как ответить на вопрос коана:»Каково было твое лицо до рождения твоих родителей, каков твой изначальный облик?» Великий дзэнский философ Догэн, когда ему задали такой вопрос, ответил на него философским пятистишием:

Весною — цветы вишни, Летом — крик кукушки,
Алые клены — осенью, Зимой — холодный блистающий снег.
Вот вам автопортрет Догэна, его хонрай мэммоку (изначальный облик).

Вот для чего, собственно говоря, и существует чай: для того,чтобы выяснить, кто я на самом деле, а не кем мню себя.

Дзэн позволил японцам найти ту систему аргументации и терминологии, которые они сами у себя не находили, не будучи народом абстрактно интеллектуализированным.

Японцы не любят абстрактно рассуждать. Вот китайцы — интеллектуальная нация.

Китай дал миру величайших философов, равных по масштабу Аристотелю, Платону и т.д. Японцы же в философской области — ученики. Зато они дали миру выдающихся художников, ремесленников, практиков разных областей, поэтов и т.д. (Правда, это трудно доказать, потому что японская поэзия, в силу своего удивительного синкретизма, практически непереводима. Самое ценное, что в ней есть, к сожалению, не является текстом. Это некое надтекстовое или межтекстовое пространство, которое нужно учиться воспринимать с помощью особой технологии).

Японцы и по сей день в своем подсознании сохранили первоначальное, фундаментальное отношение к миру. (В сознании они такие же, как все остальные, такие же европеизированные и американизированные люди, как и мы, и даже в большей степени, нежели мы). Поэтому, когда они изучают что-то новое, то они усваивают это новое на почти физиологическом уровне. Они познают предмет на вкус, на цвет, на ощупь. Чайное действо входит в систему высших искусств Японии, хотя его и нельзя назвать жанром искусства. Это идеальная модель бытия, включающая в себя все семь названных мною аспектов. Но это и искусство, причем самое высокое.

Чайные мастера ценились как мастера самого высокохудожественного искусства, какие только могут быть в рейтинге художественных искусств.

Так вот, это искусство включает в себя особо культивированное и утонченное обонятельно-осязательное, вкусовое и прочие восприятия, а не только слух и зрение, как мы привыкли. Весь человек, целиком присутствует в этом искусстве.

И еще один важный момент, всегда пребывавший в японской культуре, но оттененный дзэном, терминологически объясненный, заключенный в некие рамки. Как японцы осваивают любое мастерство (художественное, ремесленное, научное и т.д.)? В отличие от нас, строящих сначала ментальную модель этой области, а потом на нее надстраивающих умения, навыки, практику, японцы поступают прямо наоборот. Начинается с телесного проращивания в эту сферу, с выработки ката (формы). Постепенно ката усложняются и выстраиваются вцепочку. Наконец, создается замкнутая технологическая цепочка (подчеркиваю, это всегда замкнутый контур). Контур замкнут не сам на себя, а на макрокосмос. Предполагается продолжение где-то там, за горизонтом, за теми зонами, куда человек может дотянуться своими чувствами. И вот когда готов этот замкнутый контур с вселенским элементом в нем, как бы замыкается электрическая цепь, и начинается некий процесс, физически ощущаемый, как ток.

Когда человек достигает совершенства в каком-то мастерстве, когда он почувствует, что сквозь него начинает течь энергия, уходящая за пределы чайной комнаты или кисти и бумаги, а потом эта энергия снова возвращается к нему в преображенном виде (происходит то, что китайцы называют дао или по-японски до — путь), когда человек становится частью этого вселенского пути, вот тогда свершается то, ради чего человек всю эту технологию вызубрил. Так построено практически все в японской культуре. Но тот, кто это знает лишь головой, а не чувствует и не имеет внутреннего опыта, должен позаниматься одним из практических искусств Японии (каллиграфией, чайным действом, боевыми искусствами) и попробовать примерить на себя течение дао, почувствовать его в себе. Если вы хоть немного попробуете это, вы очень многое поймете в этих культурах, познаете то, что недостигаемо интеллектуальным образом. Мы очень неадекватно читаем и воспринимаем их тексты, а все то, что показывают нам, всегда не с той стороны видим. Потому оценки японской культуры часто бывают либо неадекватно завышенными, либо также неадекватно заниженными, а в центр они не попадают. Это культура потока, процесса. А наша культура — культура результата, остановки. И только там, где произошла остановка, мы можем что-то оценить. Поэтому когда мы видим процесс, мы видим лишь некие произвольно взятые точки, а не сам процесс, и пытаемся оценить эти точки как результат. В этом — главное недоразумение.
2015_01_15_01_002
По материалам лекции Мазурика В.П.
Источник: http://teahouse-nsk.livejournal.com


Понравилась статья? Поделись с друзьями!


Обсуждение закрыто.