TeaTerra

Краснодарский чай, поивший много лет весь СССР, назывался «Бодрость» — это знают все, но мало кто знает, что отцом его был человек по имени… Иуда

Точнее сказать, отцом русского чая является Иуда Антонович Кошман. А Иудиной «Бодрости» скоро исполнится 100 лет. Да, вот она — родина русского краснодарского чая на склоне одного из отрогов Кавказского хребта: деревянный покосившийся штакетник и домик, выкрашенный синей масляной краской. По другую сторону хребта — Красная Поляна.

А за синеньким домиком раскинулась знаменитая чайная плантация Иуды Кошмана. Она невелика, от силы 300 квадратных метров, но именно с этого пятачка и берет начало знаменитый советский брэнд.

От центра шумного и солнечного Сочи сюда около 30 километров по узкому горному серпантину. Тут влажно и очень тихо. Как мне объяснили, выращивание чая не терпит шума и суеты. А выращивание самого северного в мире чая — тем более.

— Это правда, севернее, чем у нас, чай нигде в мире больше не произрастает, — говорит нынешняя хозяйка плантации Татьяна Рыбальченко. — Да и у нас он не рос, если б не легкая рука Иуды Антоновича.

Она заваривает два чайника — зеленый и черный — и ставит на стол:

— Попробуйте…

Попробовал. Не стану утверждать, что ничего подобного никогда не пил. Пил… раза два-три. Однако припоминаю, что заварка такого качества — из Китая либо с Цейлона — в Москве продается начиная с цены 700-800 рублей за стограммовый пакетик. Впрочем, да, ничего подобного я не пробовал из пачек с надписью «Краснодарский чай» — это абсолютно точно.

— Вы правы, — подтверждает Татьяна Николаевна, — в магазинах, особенно в советское время, заварку такого качества найти было практически невозможно, разве что в кремлевском буфете.

Такой чай получается, если собирать отборный лист в определенное время года и строго руками.

Я покосился на руки моего экскурсовода, они несли несмываемые следы ручного сбора листа.

— Понимаете, в советское время гнали вал, а качество никого не волновало,

— вступает в разговор Аршак Согоцян, глава администрации Солох-Аульского сельского округа, на территории которого собственно находятся и домик Иуды Кошмана, и основные чайные плантации Краснодарского края. Уроженец этих мест, он два с лишним десятилетия руководит районом и о чае, похоже, знает все:

— В советское время наш чай собирали машинами — какое уж тут качество! Кстати, мало кто из граждан СССР тогда догадывался, что его купажировали (смешивали) с цейлонским, примерно пятьдесят на пятьдесят. Получалось очень неплохо — краснодарский лист давал неповторимый цвет, а цейлонский — неповторимый вкус.

Во главе с Татьяной Николаевной мы пробираемся меж чайных кустов. Чай цветет, источая изумительно тонкий аромат. Наверное, в Эдеме пахло так же. На краю плантации два обелиска — большой и поменьше. На большом — фотография белобородого старца и надпись: «Кошман Иуда Антонович. 1838-1935 гг.». Рядом могила жены

— Матрены Ивановны.

— Он был похоронен детьми среди чайных кустов, которые выращивал последние 30 лет своей жизни, — говорит Татьяна Николаевна.

Похоже, верхушку обелиска на могиле когда-то венчала традиционная для тех времен красная звездочка, сейчас ее нет. Будто угадав мои мысли, Татьяна Николаевна говорит:

— Никто точно не знает, какие ветра занесли сюда Кошмана сто тридцать лет назад. Но по некоторым сведениям, Иудушка воспитывался в православном храме, где-то на Украине, где и был крещен.

В Солох-Ауле будущий чаевод появился, когда ему перевалило за 60. Начал с нуля. Известно, правда, что до того он успел поработать на чайных плантациях Сухуми, где накопил некоторый опыт возделывания чайного куста. Оттуда и семена привез.

Татьяна Рыбальченко рассказывает, что местные жители считали пришельца большим чудаком. А когда тот принялся сажать чайные семена, на него и вовсе смотрели как на сумасшедшего — никому до него не удались подобные опыты, чай упорно не желал приживаться в этих краях. Энтузиасты быстро бросали, как им казалось, безнадежное дело.

— Зимой у нас тут снег до пяти метров, а температура опускается порой до минус 12, — говорит Аршак Согоцян. — Субтропическому растению трудно выжить. Требуется великое упорство и великая вера в результат.

Но Кошман закусил удила. Начав свои эксперименты в 1901 году, первый свой урожай он собрал лишь в 1908-м. Возможно, этот год и следует считать годом рождения русского чая?

Рассказывают, что однажды жена Иуды Антоновича Матрена Ивановна пришла к соседям с горстью сухих листочков. Когда их залили кипятком и попробовали напиток, поняли: эксперименты Иуды Антоновича завершились победой, соседу удалось вырастить настоящий чай — вкусный, ароматный и бодрящий.

Рассказывают еще, будто Иуда Антонович пытался первые свои урожаи продавать на сочинском рынке, но безуспешно. Конкуренты из Абхазии жестко тому противились. Бывало даже, Иуда Антонович возвращался домой в синяках и ссадинах — горцы не любили упрямцев.

Не приняли поначалу новоявленного селекционера и московские ученые-ботаники из АН СССР, утверждавшие, что севернее Грузии чай расти не может в принципе.

И лишь спустя еще 15 лет после получения первого урожая Кошман был наконец признан официальными властями — в 1923 году на сельхозвыставке в Москве ему вручили Золотую медаль ВДНХ «за самый северный в мире чай». Сохранился до наших дней и протокол заседания сочинского райисполкома, в котором записано: «Заслуженный чаевод Кошман за высокие трудовые заслуги поощряется благодарностью». Кроме того, члены райисполкома предложили приступить к «промышленному разведению русского чая». Предложение было принято.

Вскоре, примерно в 1928 году, в Дагомысе был наконец создан чаесовхоз и открылась первая фабрика по переработке чайного листа.

Кошман же в скромном своем домике из двух комнат дожил до 97 лет. Сегодня вокруг его могилы продолжают цвести чайные кусты, которые считаются не только самыми северными в мире, но и самыми старыми в России. Они дают прекрасные урожаи. А бесподобный вкус Иудиной бодрости вашему корреспонденту довелось оценить лично.

И еще. До недавнего времени домик и плантация представляли из себя плачевное зрелище — там, где жил родоначальник русского чая, держали коров и свиней, а плантация совсем было зачахла. Аршак Согоцян тщетно пытался найти человека, который бы взялся за хозяйство, пришедшее в упадок, но все еще несущее бесспорный отпечаток истории страны.

Несколько лет назад ему удалось уговорить жительницу соседнего поселка Татьяну Рыбальченко. Ее усилиями домик первого русского чаевода отремонтировали и превратили в очень интересный музей. Потянулся народ. По самым скромным подсчетам, только в нынешнем году в «гостях у Кошмана» побывало около десяти тысяч русских и иностранных туристов.

Омолодила Татьяна Николаевна и чайную плантацию. Гостей тут непременно напоят ароматным напитком.

Иная участь постигла бывшие совхозные плантации, раскинувшиеся по всему сочинскому побережью, — о них, похоже, забыли все, их некому обрабатывать, они не приносят доходов и потихоньку исчезают с лица кавказских предгорий. Исчез успешно функционирующий а советские годы сочинский научно-исследовательский институт горного садоводства. Русский чай не выдержал конкуренции с более успешными своими сородичами из Цейлона и Китая, заполонившими российские прилавки. Да и современные кошманы куда-то запропастились. Ау, где вы?!

Северный рабочий
7 октября 2006 (154)
Александр БУШЕВ