Новая осень
Чай по четвергам с Шумаковым № 69.
Самые завораживающие процессы и события в природе происходят на стыке времен года. Зима, весна, лето, осень и снова зима прекрасны и сами по себе — но в нашем климате, с присущей ему четкой выраженностью и изрядной продолжительностью всех времен года, каждый конкретный сезон успевает надоесть. Зимой нестерпимо хочется лета и коротких штанов, а летом временами накатывет ностальгия по спокойным и длинным зимним вечерам, ритм и наполнение которых в значительной степенью определяются темнотой, снегом и морозом.
Но в этом климатическом занудстве случаются моменты безоговорочно прекрасные и неповторимые. Неповторимые несмотря на свою ежегодность и предсказуемость. Просто их предсказуемость не является абсолютной. Все и всегда знают, что однажды поздней осенью или ранней зимой случится первый снег. Но каждый конкретный первый снег оказывается восхитительным сюрпризом, как правило — сюрпризом утренним. Проснешься, потянешься закрывать окно, выстудившее за ночь спальню — и застынешь с поднятой рукой и сонными еще глазами… Тонкая и удивительно ранимая белость за окном сразу заставит вспомнить и шершавость снега, который добрые друзья так любили запихивать за шиворот в детстве, и его же пушистость и неторопливость в свете зимних фонарей, и хруст, и блеск, и слезящиеся глаза и свежевыбритые затруднения с произношением на солнечном морозе слов со звуком «вэ»…
Приближающаяся осень уже трижды напомнила мне о себе. Туманом, паутинами и прядками желтых листьев на зеленых еще деревьях. Августовский туман, как и первый снег, приходит по утрам. Это такой туман, за которым не видно не только города — но с трудом различима даже земля под окнами. Такой туман прекрасен на лугах, на рыбалке и в детстве. На лугах такой туман сразу проявляет все неровности — он гуще в ложбинках, даже в самых легких, и его почти нет на небольших холмиках. В таком луговом тумане сразу хочется стать метра на три выше, бродить по этой белизне и производить волны, которые будут затухать и теряться где-то у самого края луга.
Туман на рыбалке — это переживание, указывающее мужчине на его место в этом мире и позволяющее понять смысл жизни как в целом, так и в частностях. Целостное осознание смысла жизни, как правило, приводит рыбака к мысли «На кой хрен я вообще сюда приперся», а частные экзистенции сильно зависят от контекста. У меня они, как правило, были связны со смирением торопливости — рыбака к реке гонит приятный холодок в груди, он заставляет спешить занять давно облюбованное место, моментально размотать удочки и сразу поймать всю рыбу. А туман недвусмысленно намекает, что торопиться не нужно, что настоящая рыбалка не терпит суеты, и что если ты такой торопливый, то и разочарование от отсутствия клева или присутствия на берегу других рыбаков будет очень сильным… И из тумана выходишь к реке спокойным, как лось. И даже занявшие твое место рыбаки нисколько не расстраивают. Ты просто смотришь на них и, сохраняя лосиное спокойствие, идешь и занимаешь их место. И когда предварительная суета уже остается позади и наступает тот вожделенный миг рыбацкого напряженно-расслабленного ожидания (доступный только при ловле на поплавок или донкой), ты оглядываешься назад себя — и видишь стену тумана, которая отделяет тебя от всего остального мира и дарит несколько десятков минут редкого и ни с чем не сравнимого покоя.
С детским туманно все совсем просто. В нашем детском тумане навсегда поселилась норштейновская Лошадь. И по нашему детскому туману Ежик бредет к Медвежонку пить чай с малиновым вареньем из самовара с можжевеловыми веточками. Веточек нужно запасти, кстати…
Предосениие паутины, которые неутомимые и иногда надоедливые пауки настойчиво плетут все лето, тоже становятся заметны внезапно и вдруг — или из-за особого блеска в лучах восходящего солнца, или из-за капель росы, проявляющих тончайшие нити. Паутины, часто кажущиеся вершиной легкой красоты, всегда наводят меня на мысль о том, что все создаваемые нами сущности весьма редко своей красотой и изяществом могут сравниться с паучьими хитросплетениями и едва ли прочнее и долговечнее их. Хоть сегодня, хоть сейчас, все то, что мы создаем упорным трудом, может рассыпаться в прах (не хотелось бы, конечно) — как паутина, случайно и умышленно сметаемая нами при уборке комнаты. И я не знаю, найдется ли в нас паучье упорство, паучье смиренье и паучье чувство естественной красоты чтобы сплести сущности новые…
Ну а желтые пряди, особенно заметные в березах, я люблю больше всего. Иногда они мне кажутся намеками на предстоящие золото и багрянец, а иногда я считаю их точками опоры. Точками опоры, которые природа намечает для того, чтобы однажды взяться на них и ловко перевернуть нашу жизнь с лета на осень. Можете не сомневаться — у природы это поучится…
…Я написал все это к тому, что во всей этой осенней неизбежности у человека есть только один способ правильного поведения. Нужно пойти в магазин, купить бутылку сладкого хереса, сладкой мадеры или бенедиктина, раздобыть ароматного черного чая (именно ароматного, а не ароматизированного — дарджилинги, русские караваны, кимуны и юннани подойдут отлично), небольшую рюмочку на высокой ножке, красивую чайную пару (можно — прозрачную), плед, кресло (ни в коем случае не качалку — можно облиться) и, если получится, камин.
И однажды вечером все эти предметы нужно привести в действие. Камин — зажечь, чай — заварить, в кресло — сесть, в рюмочку — налить, в плед — завернуться. А потом нужно сидеть в кресле, думать о том, что пришла осень, пить чай с тем, что в рюмочке — и улыбаться…
01.09.2005
Денис Шумаков
