Всякая национальная кухня состоит из множества видов блюд и напитков, в которых последние играют немаловажную роль в жизнеобеспечении людей как жаждоутоляющие, улучшающие аппетит, лечебные и т.п. средства. Татарская кухня также не является исключением. «В течение многих веков в татарской кухне складывалось разнообразие напитков. На нем – следы влияния местных природных и климатических, социальных и экономических условий, национальных традиций и вкусов, а также кухни других народов: соседних – чувашей и башкир, мордвы и марийцев, удмуртов и русских, Средней Азии – узбеков и таджиков» [1, с. 1].
Среди многочисленных напитков чай у татар на особом счету. Без него не обходятся ни торжества, ни будние дни; его знают и почитают взрослые и дети; его употребляют во все времена года – зимой и летом, осенью и весной; без чашки этого напитка невозможно представить ни завтрак, ни перерыв на рабочем месте, ни дружескую встречу или встречу с родственниками. Чай – удивительный напиток, который у татар считается поистине народным. Читать далее…
Эстетика ритуала соединяется с понятием «человечность» (人). Ещё у Конфуция было сказано: «Если человек не обладает человеколюбием, то как он может соблюдать ритуал? Если человек не обладает человеколюбием, то о какой музыке может идти речь».
И это ещё один философский аспект чайной церемонии, ставшей с XV века очень важной для культуры Японии с утвердившейся там дзен-буддистской философией, эстетизирующей обыденность и теплоту человеческого общения. И важно отметить этический аспект «философии чая». Так, в Японии есть выражение «человек без чая» о том, кто невосприимчив к переживаниям другого. А того, кто слишком привержен роскоши, безмятежности и эстетической восторженности называют «человеком, в котором слишком много чая». Читать далее…
В Китае чайную церемонию (典礼 dian li ) часто именуют «功夫茶 gong fu cha». Это название порой очень вольно трактуется в популярных статьях. Но анализ детерминантов иероглифов позволяет акцентировать в этой фразе понятия «усилие», «упрочение», связанное с чаепитием. «Чай укрепляет волю, снимает усталость, делает острее зрение, а всё негативное отходит на второй план или исчезает вообще».
Церемонии (典礼), воплощающие небесные законы, помогают человеку вернуться к своей изначальной гуманной природе, т.е. постичь истину Дао (также центральное понятие конфуцианства): «Если при обширной учености сдерживать себя церемониями, то благодаря этому также можно не уклониться от истины». Ученики Конфуция говорили, что Учитель «на подстилку, постланную неровно, он не садился, потому что это могло нарушить душевное спокойствие, значит помешать обрести ясность. Читать далее…
Процесс взаимопроникновения первостихий в чайной церемонии воплощает и даосские представления о вечнотекущем мире как единстве противоположностей, где над всем господствует гармонизирующая сила Дао во множестве его смыслов, таящихся в символике иероглифа Дао (путь, метод, истина, абсолют), или как говорил Лао-цзы, «матерь всего сущего. Я не знаю его имени и поэтому называю его путь. Также свободно я могу называть его и Бесконечность. Бесконечность есть Поток; поток есть исчезновение; исчезновение есть Возвращение».
Дао, подобно дракону, излюбленному символу даосизма, отрекается от самого себя, великое перевоплощение. В учении Лао-цзы в центре релятивистское представление о явлениях, взаимопорождающих друг друга. Сама семантика иероглифов имени учителя даосов Лао цзы являет даосский символ антиномии взаимопроникновения: «лао» – старик, старый, «цзи» – ребенок, т.о. оксюморонное «старик ребенок» можно понять как взаимопроникновение, взаимосвязь начала и конца, рождения и смерти, появления-исчезновения, возвращения. «Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное является прекрасным, появляется и безобразное. Когда все узнают, что доброе является добрым, возникает зло. Поэтому бытие и небытие порождают друг друга, трудное и лёгкое создают друг друга, высокое и низкое взаимоопределяются, (…) предыдущее и последующее следуют друг за другом. Поэтому совершенномудрый, совершая дела, предпочитает недеяние». Читать далее…
Современное увлечение чайными церемониями – дань моде на восточную экзотику – отозвалось множеством интересных этнографических работ, описывающих историю чая, технологию его заваривания, вкусовые качества сортов, процедуру чаепития по-восточному, в отличие от английской и русской традиции. По ироничному замечанию японского писателя, это «буря в чашке чая», при всей умиротворенности чайного таинства.
Важно понять, как в чайной церемонии воплощены философские основы ментальности, этические, эстетические приоритеты определенных культур.
Идущие из древности ритуальные акты, к которым можно отнести и чайную церемонию, имеют специфичную семантику мировоззренческих имитаций, в них смыслы бытия находили своеобразное отождествление: «Этот исторический смысловой шифр к природе и к жизни, (…) оказался культурной ценностью, результатом «производства идей», духовным инвентарем, пошедшим в пользование новой идеологии и новой культуры». Обряды были тождественны миропониманию древних. А затем становились метафорой реальности. Такие «дубликаты», в частности неизменная форма чайной церемонии, становились эмоционально-смысловыми шифрами отношения к миру, и как следствие, реальностью особого рода, отражением совершенного и переосмысленного действия. Эта форма, запечатлевающая перекодированное сознание, создает условия для интерсубъективной коммуникации как возможность приобщения к философскому смыслу совершаемой церемонии (Смысл бытия // знак / ценностная знаковая реальность). И одновременно понимание смысла ритуала – условие межкультурной коммуникации, ибо чай – один из самых распространенных во всем мире напитков. Читать далее…
Шанхай — особый город. Здесь, как в котле, перемешались культуры и нации, а во время бурных событий, сотрясавших Китай в ХХ веке, сохранилась чайная традиция, частично разрушенная, частично изменённая новым материковым укладом. Наверное, поэтому здесь в начале нового века появилось заведение, посетив которое, можно прикоснуться к истории чая. Это заведение получило название Да Кэ Тан. Сад чайного дома Да Кэ Тан
Да Кэ Тан (大可堂, Da Ke Tang) размещается в здании классического особняка в колониальном стиле, удалённом от шумных шанхайских улиц и суеты. Здесь в 2007 году бизнесмен Чжан Цимин открыл чайный дом для своих друзей-коллекционеров, увлечённых пуэром. В атмосфере Шанхая 1930-х годов начали проходить чаепития и торги. Роскошь колониального стиля, вкус коллекционных пуэров — редкая и яркая комбинация, способная приманить самого изысканного ценителя. Читать далее…
Выпуск о технике безопасности при питье чая для самых-самых начинающих – о том, как познакомиться с качественным чаем без ущерба для самочувствия; о питье чая и кормлении грудью; о том, имеет ли смысл много рассуждать о чайных «подделках» и негодовать по этому поводу.
Было время, когда мы совершенно сознательно старались поменьше говорить о неприятных ощущениях, которые могут возникнуть, если грубо нарушить технику безопасности при питье чая или просто сильно переборщить, и о том, как этого избежать. Многие люди слишком легко поддаются внушению и самовнушению. К тому же, идиотских запугиваний чаем и так чересчур много.
Потом наступило время, когда это просто перестало приходить нам в голову. И мы, и практически все, кто ходит к нам пить чай – люди достаточно опытные, и мы умеем без каких-либо негативных последствий пить чай и три, и пять, и семь часов подряд, десять, пятнадцать, двадцать сортов один за другим – мы знаем, как это делать, знаем, что надо сделать перед этим, знаем, что надо сделать после этого. И мы забыли, что это умение и эти знания приходят не сразу. Читать далее…
Размеры соан тясицу Сюко установил в четыре с половиной татами (около девяти квадратных метров) при высоте приблизительно в три метра. Наиболее ранний в истории тяною чайный интерьер (чайная комната Додзинсай) был построен Сюко во дворце Хигаясияма-доно Ёсимасы. Он помещался в домике Тогудо, ныне одном из двух сохранившихся от первоначального комплекса зданий. Слово тогудо состоит из иероглифов «восток», «искать» и «зал». Смысл же его должен быть изложен многими словами: «[Человек с] востока (намек на Дворец Восточной Горы, т. е. на самого Ёсимасу) ищет [Чистую Землю на Западе]». Соответственно, название намекает на приверженность Ёсимасы идеям школы Дзёдо, несмотря на его пострижение в дзэнские монахи (вполне, впрочем, формальное) и на дзэнские эстетические вкусы (вполне, надо полагать, искренние). Интимный характер церемонии, в которой обычно участвовало два-три и никак не более четырех-пяти человек, исключал необходимость большого пространства. К тому же размеры и не рассматривались Сюко как искусственно тесные. Напротив, они следовали размерам хижины Вималакирти, которая, как явствует из «Вималакирти-нирдеша сутры», вмещала, в представлении ее хозяина, всю Вселенную. Такая площадь хижины была освящена и собственно японской традицией — знаменитая келья Камо-но Тёмэя была не больше квадратного дзё (ходзё) — девять квадратных метров.
В небольшую нишу токонома Сюко стал вешать один свиток — пейзаж или каллиграфию. В интерьере сёин в токонома, как правило, помещались два-три свитка, Сюко, оставив один, повысил его эстетическую значимость и явственнее сделал философский смысл отношения единичного и единого. Иккю однажды подарил Сюко как удостоверение-инка бокусэки сунского мастера Юаньу, составителя «Биянь лу». Как известно из чайного трактата XVI в. «Яманоуэ содзи ки», Сюко повесил этот свиток в токонома и тем самым положил начало практике экспонирования в чайном интерьере каллиграфических надписей вместо живописных пейзажей. Свиток был самым важным элементом интерьера, своего рода условным кодом церемонии, пробуждавшим поле ассоциаций и задававшим тем самым настроение. Расположенный в нише против входа, он сразу привлекал внимание вошедшего и оставался смысловой и эмоциональной доминантой в течение всего чайного действа. Читать далее…
Эйсай написал трактат о чае в двух книгах под названием «Кисса ёдзёки» («Записки о питье чая и сохранении жизни», 1211). Трактат начинается словами: «Чай — это эликсир для поддержания жизни». Эйсай пропагандировал чай с позиций даосской магической практики и тэндайского эзотерического буддизма. Собственно, дзэнского отношения к чаю, которое появится благодаря Иккю, у Эйсая еще нет, но тем не менее на его взглядах стоит остановиться подробнее.
Главной целью, которой служил чай, Эйсай объявил продление жизни и упрочение здоровья. Традиционные методы китайской медицины — иглоукалывание, прижигания, горячие источники — он считал малоэффективными во время последней эры «конца Закона». Эйсай опирался на даосское учение о том, что каждому органу соответствует определенный необходимый ему вкус. Печени — кислота, легким — острота, селезенке — сладость, почкам — соль, а самому главному (сердцу) — горечь. Сердцу также соответствует дух-шэнь, что ставит его в центр психического и физического здоровья человека.
Люди, считал Эйсай, обычно стремятся есть кислое, соленое, острое, сладкое, но почти никогда — горькое. Поэтому сердце часто слабеет и болеет, что удручающе сказывается на всех прочих органах. Поэтому, чтобы исцелить больное сердце и общую слабость, наиболее естественным и радикальным средством было, согласно Эйсаю, питье горького чая. «Так как сердце любит горький вкус, ваш дух и ваша энергия будут восстановлены посредством частого употребления чая», — учил он. Некоторые добавки к чаю, например ягоды тута, оказывали, по мнению Эйсая, чудодейственный эффект и при соблюдении надлежащих условий гарантировали бессмертие. Случаи обретения бессмертия в источниках не зафиксированы, но доподлинно известно, что, с подачи Эйсая, молодой сёгун Минамото Санэтомо лечился чаем от похмелья. Читать далее…
Мурата Сюко является признанным основателем живущей и ныне традиции ритуализованного и эстетически оформленного питья чая — ваби-тя. Он первым в истории Японии получил титул «чайного мастера», от него через Такэно Дзёо и Сэн-но Рикю непрерывная линия мастеров продолжается до ныне живущего главы чайной школы Урасэнкэ — Сэн Сосицу XV. Но, как и в искусстве разбивки сада, а может и в большей степени, идеалами своего чайного культа Сюко обязан Иккю.
Роль Иккю в распространении чая в духе ваби известна довольно полно. Но, чтобы лучше уяснить значение его реформаторской деятельности, следует для полноты картины кратко очертить предысторию дзэнского Пути чая.
Для этого нужно обратиться к временам цзиньской династии (III в.), когда в Южном Китае (в юго-восточной провинции Юннань) начали употреблять отвар зеленых чайных листьев в медицинских целях. Иероглиф чай встречается еще в «Книге Песен», но твердо зафиксированный обычай питья чая возник не раньше первых веков новой эры. До этого, возможно, листья варили и ели. При Танах этот обычай стал весьма популярен, чай готовили из высушенных спрессованных листьев. В VIII в. известный литератор Лу Юй (728—804) написал «Чайный канон» («Чацзин»), книгу, ставшую важной вехой в истории чаепития в Китае, а затем в Японии. Наряду с практическими советами и указаниями по выращиванию, приготовлению и употреблению чая книга Лу Юя содержит антологию высказываний о чае китайских поэтов и ученых. Лу Юй широко прославился при жизни как чайный мастер, он почитался по всему Китаю не только как основатель Пути чая, но и как бог — покровитель кухни. Читать далее…
Искусство «Пути Чая» (яп. «Тядо», «Тяною») прошло долгий путь развития, вобрав в себя за прошедшие более, чем четыреста пятьдесят лет, многие аспекты японской и китайской культур, особенности религиозного мировоззрения, социального уклада, жизни и быта людей. Изучение всего этого огромного культурного наследия в теории и на практике и составляет процесс постижения «Пути Чая». Эстетико-художественная составляющая является одним из основных элементов при изучении искусства «Тядо». Редкая красота от большого Мастера Гаэя Мацуямы (1916-1963)(Япония), чьи работы выставлены в музеях и украшают частные коллекции
В Японии издавна понятие «художественный объект» означало «ценный объект несравнимой красоты, созданный гениальным мастером с целью восхищения». Таким образом, не менее важной была идея восприятия художественного объекта не только самим мастером, но и «воспринимающей стороной» — зрителем, гостем чайной встречи. Не каждому человеку удается до конца разгадать и постичь истинную красоту, воплощенную в произведении искусства. Так в чайном действе было важно не только уметь правильно подобрать и использовать ту чайную утварь, внешняя и внутренняя красота которой гармонирует с общим настроем и темой чайного собрания. Не менее важно было участникам чайного действа развить в себе умение увидеть и воспринять истинную красоту предмета – внешнюю и сокрытую, внутреннюю (яп. «о-тя но би то кокоро»). Японские патриархи «Пути Чая» подчеркивали, что вещь не только сама по себе может являться уникальным произведением искусства; не менее важно то, насколько глубокое чувство восхищения и внутренний душевный отклик вызывает она у любующегося ею. Именно такой человек по-настоящему и создаёт произведение искусства, через акт «восприятия», а не только тот, кто дал миру его материальную оболочку. Читать далее…
