TeaTerra

Встретилось такое вот высказывание: «Древность китайского чая, его историчность, преемственность – его сильные маркетинговые стороны». По-моему, для критически мыслящего человека всё ровно наоборот: педалирование темы древности (как и полезности, как и высокого духовного смысла потребления чая) – яркое свидетельство слабости. Как в общем, так и в частном. В частном – чем с бóльшим придыханием человек разглагольствует о тысячелетних корнях чайной культуры, об оздоровлении при помощи чая, о чаедуховности и т.п., тем меньше он знает о чае фактически. Это фундаментальная закономерность, исключения крайне редки. А в общем… Вы когда-нибудь видели, чтобы потенциальным покупателям сыра кто-нибудь ездил по ушам насчёт того, что человечество уже тысячи лет делает сыр? А чтобы ценность вина как-либо увязывалась с его многовековой историей – видели такое? Шоколад известен людям чёрт-те сколько – часто ли вы слышите об историчности шоколада?

Если какая-нибудь винодельня существует уже несколько столетий, да ещё на протяжении всего этого времени принадлежит одной и той же семье – да, об этом могут упомянуть в описании вина. Но – вскользь, походя, на десятом месте. Никто не выводит это на первый план, не суёт это покупателю в лицо.

Незачем.

Вино, сыр, шоколад говорят сами за себя. Клиент может просто попробовать их, оценить их достоинства и решить, стоит ли то, что ему предлагают, тех денег, которые за это просят – или нет. И если нет – тогда какое значение имеет древняя история? Можете ею подтереться.

А вот с чаем в России почему-то иначе.

Интересно, это в чае дело? Это чай не может постоять за себя, не может привлечь людей сам по себе, своим ароматом и вкусом, без выдумок продавца? Или что-то не так с покупателями, которые не в контакте с собственным носом и языком и не в состоянии понять, нравится ли им чай или нет, и принять решение? Или, может, виноваты продавцы, старательно переводящие внимание клиентов с объективных свойств чая на умозрительные построения, чаще всего лживые?

Мне могут возразить, что чаедревность, чаеполезность и чаедуховность выдуманы отнюдь не российскими торговцами. Что можно ткнуть в любой мало-мальски известный сорт чая, открыть энциклопедическую статью о нём в китайских интернетах – и мы почти наверняка найдём в её начале «возник в эпоху Тан, прославился в эпоху Сун и процветал во времена Мин и Цин», а в конце – обширный список полезных свойств (без единого доказательства): и «три высоты» снижает, и молодость кожи продлевает, и пищеварению помогает, и является источником витаминов и микроэлементов (как будто здоровый и адекватно питающийся человек может в них нуждаться).

Да, это так. Много там такого.

Но.

В Китае никто не придаёт этому значения и не фокусируется на таких вещах. Они – не более чем привычный фон, скороговорка, которую положено произнести и выслушать, не вдумываясь и не эмоционируя особо по этому поводу. Древность и полезность – вовсе не прерогативы чая. То же самое можно прочесть почти о любом местном продукте, о травах, ягодах, блюдах, о них тоже есть записи в старинных трактатах, веками существующие праздники сбора или приготовления, верования в целительные эффекты и всё в таком роде. Только масштаб чуть поменьше – чай всё-таки смог стать всекитайским явлением – но это количественная разница, а не качественная, сам подход один и тот же.

В Китае куда ни плюнь – попадёшь в какую-нибудь древнюю традицию.

И даже сам плевок, небось, тоже окажется историчным и преемственным.

Вон, неделю назад мне в ленте попался пост о традиционном фестивале сушки (sic!) национальных костюмов в Гуанси. Думаете, это кого-то мотивирует покупать чжуанские народные костюмы?

Так что в Китае мы имеем «это у нас слива, её цветение воспел такой-то поэт такой-то эпохи, бывший в нашем уезде в ссылке, это просо – одно из трёх сокровищ нашего округа, а это чай, ему три тысячи лет». Но в России это превращается в «вот яблоко, чо о нём говорить, вот гречка, чо о ней говорить, а вот чай, ему три тысячи лет, вау, а-бал-деть!»

Вот и весь секрет поразительного чайного историзма.

Пока будет спрос на бла-бла-бла, вызывающее «вау, а-бал-деть!» – будет и предложение.

***

Не уверен, будет ли понятной эта аналогия, но попытка – не пытка… В английском языке национальности пишутся с прописной: «American», «Chinese», «Russian». Это пережиток прошлого – лет триста назад так писали все существительные (а в немецком пишут и сейчас). В русском языке с прописной пишутся только имена собственные, а «американец», «китаец» и «русский» положено писать со строчных букв.

Но в наше время многие малограмотные люди пишут по-русски так, как если бы это был английский: «у меня есть знакомый Американец», «я разговаривал со многими Китайцами» и т.п. Это сильно режет глаз, выглядит нелепо и производит впечатление неуместного пафоса.

Так и с древностью, полезностью и возвышенностью чая: в китайских текстах такие заявления смотрятся органично, но не надо слепо копировать их в русскоязычное информационное пространство.

Снижайте, пожалуйста, градус пафоса.

Меняйте прописные буквы на строчные.

***

Меня всегда удивляло, как это получается, что так называемые «чайные люди» — по факту, совсем не чайные. И я не о том, что в большинстве своём они ничего о чае не знают, не хотят знать и не понимают, зачем это надо; я о питье чая как таковом.

Многие люди, якобы увлечённые чаем и чайной культурой, считающие важной эстетику чаепития, его атмосферу и так далее, на самом деле пьют очень мало чая. Кто-то – раз в день, кто-то – два, кто-то – даже не каждый день. При этом каждое чаепитие у них – «церемония», с выделением для этого времени, с особым отношением к этому акту, нередко с выстраиванием целой чайной сцены, у некоторых в доме даже есть специальное место для этого. А просто так, без торжественности, без пристального внимания, без напряжения (или наоборот, нарочитой расслабленности), из большой кружки, со сладостями, после еды или между приёмами пищи они чай не пьют – не чувствуют такой потребности и не имеют такой привычки. Запивают еду соком, кофе, водой, чем угодно, но только не чаем (или вообще ничем не запивают); чай у них – какая-то особая, отдельная сфера жизни, никак не связанная с едой. Примерно как музыка, рукоделие или, скажем, настольные игры: даже самый заядлый их любитель не раскладывает «Монополию» или «Каркассон» в обязательном порядке в конце завтрака, обеда и ужина. Вот так и у нынешнего поколения российских «чайных людей» с чаем: еда – сама по себе, а чай – сам по себе. И они не видят в этом ничего странного.

А для меня это не просто странно, а прямо-таки дико, потому что в моём детстве не было ни одного человека, который не пил бы чай после еды. В семье, у родственников, друзей, знакомых, в разных городах, сёлах, поколениях и социальных слоях – везде без исключения каждый приём пищи заканчивался питьём чая. Иногда вместо чая было какой-то другой тёплый напиток – компот, кисель, кофе, молоко, какао – но чай был на третье гораздо чаще, чем всё остальное вместе взятое. И уж точно никому не пришло бы в голову, съев второе, то есть основное блюдо, встать и пойти. Или запить его водой и закончить на этом трапезу. Сколько ни силюсь, не могу вспомнить ни единого такого случая. Моё детство – это восьмидесятые, если что.

Такие привычки сохранились у нас с женой и по сей день: проливами чай мы завариваем и пьём не каждый день, а настаиванием в большой кружке – самое меньшее, три раза ежедневно, а чаще четыре или пять. И мне всегда было жутко интересно, куда эти привычки делись у тех, кто помоложе, и почему. Но как правило, в ответ на мои расспросы молодые «чайные люди» только пожимают плечами – мол, да, в детстве чай пили… вроде бы… но потом перестали, так уж как-то вышло; ну, а потом, годы спустя, открыли для себя Настоящий Китайский Чай – но это уже совсем другая история…

И вот недавно один собеседник – вдвое младше меня – рассказал о своём детстве так, что мой паззл начал наконец складываться. Рос он без отца, матери приходилось много работать, и он был предоставлен самому себе. Разогревал и ел, что было приготовлено, запивал водой, газировкой или ещё чем-нибудь сладким; возиться с завариванием чая ему было лень и непонятно, зачем… С китайским чаем он знаком, кажется, пару лет, успел поработать в чайном клубе и теперь собирается открывать своё чайное дело; чайное действо для него – прежде всего творческий процесс, «где душе можно разгуляться», где есть место чему-то новому и необыкновенному и где невозможно обойтись без заботы об эстетике, а то, что мы в чае обращаем внимание почти исключительно на форму и цвет сухого листа, на цвет настоя, на аромат, вкус, текстуру, послевкусие и на то, как выглядит чайное дно, для него «звучит как бытовуха какая-то» — где поэзия-то, где романтика?.. В быту же, как часть приёма пищи, чай в его жизни практически отсутствует.

Похоже, бытовое питьё чая, отношение к чаю как к продукту, как к привычной до неотъемлемости части рациона – это закладывается в семье и семьёй. Маленькому ребёнку нужен кто-то, кто заварит и подаст чай (а иначе он с большим удовольствием напьётся газировки).

И в позднесоветские времена, при всей их депрессивности, такие возможности были. Жизнь была небогатой, серой, унылой, бесперспективной – но она не была страшной, нервной, изматывающей, людям не приходилось работать сутками напролёт, чтобы выжить. Работали до пяти или до шести вечера, и завтракали и ужинали члены семьи чаще всего вместе. Не было интернета, гаджетов, индустрии развлечений; в телевизоре – два канала, ещё и с перерывами в вещании, да и телевизоры не у всех были – у нас, например, поначалу не было, я помню, как он у нас появился… В общем, было время на общение в кругу семьи, время на передачу, блин, традиций – и время, чтобы пить чай.

А девяностые и ранние нулевые – совсем другое дело. Многие тогда попросту не могли заниматься детьми, прививать им какие-то привычки, спокойно общаться с ними за долгим ужином, поить их чаем – надо было вкалывать на нескольких работах (а заплатить при этом могли только на одной из них – но не угадаешь, на какой), зарабатывая детям на еду, одежду и обувь. Можно сказать, что все семьи в это время были не совсем полноценными.

Может, в своих «чайных церемониях» дети девяностых, сироты при живых родителях, добирают недополученный покой и уют?..

Интересно, что будет со следующим поколением, с «альфами» или как уж там их в итоге назовут, с теми, кто вырос в очень странном, по сравнению с моим детством, мире. В мире, где бездна разных удивительных возможностей – но сходить компанией десятилетних пацанов в лес или на речку совершенно немыслимо, и даже просто болтаться во дворе без присмотра взрослых нельзя – опасно! В этом мире внимания к детям во много раз больше, но дети теперь – не столько члены семьи с определёнными правами и обязанностями, сколько главные, важнейшие родительские проекты, которые требуют огромных затрат, и успешность которых будет строго оцениваться по множеству параметров.

Какой уж тут чай с печеньем…

Оказывается, противоречие между наполненностью обычной жизни чаем и наполненностью чайной жизни разнообразными высокими материями занимает не только меня, самозваного чайного этнографа, но и настоящих антропологов.

В январе 2024 г. в издательстве Восточно-китайского педагогического университета (г. Шанхай) вышла книга Чжан Цзинхун, название которой я рискну перевести как «Способы быть сырым и готовым: горные леса, городские рынки и мир пуэра» (《生熟有道：普洱茶的山林、市井和江湖》; владеющие китайским, несомненно, оценят многозначность; за наводку на этот труд следует поблагодарить Дениса Шумакова). Чжан Цзинхун (张静红) получила докторскую степень по антропологии в Австралийском национальном университете (г. Канберра) и в настоящее время является доцентом Центра социальных наук Южного научно-технологического университета (г. Шэньчжэнь). Она специализируется на антропологии материалов, продуктов питания, потребления, кино и телевидения. А вышеупомянутая книга – переработанная китайская версия монографии «Пуэр: древние караваны и городской шик», изданной ещё в 2013 году Вашингтонским университетом и основанной на материалах докторской диссертации госпожи Чжан. Небольшой, но содержательный фрагмент книги можно найти здесь — https://m.thepaper.cn/baijiahao_25866486 .

В этом фрагменте Цзинхун обращает внимание на то, что китайцы воспринимают чай как важную часть национального культурного наследия; изысканный чай считается достойным подарком и часто используется в таком качестве; существуют социальные и даже религиозные обряды, в которых фигурирует чай. Но в то же время не все китайцы пьют чай, далеко не все из них его любят, и совсем немного тех, кто разбирается в чае; большинство имеет довольно смутные представления об истории чая, о его классификации и т.д.

В начале своей истории чай был рядовым и не слишком важным продуктом. Возвышенный образ чая был сформирован позже узкой прослойкой культурных, образованных людей – аристократов, литераторов, философов. Затем этот образ вернулся в среду простолюдинов, породив уважительное, но несколько абстрактное отношение к чаю. И между чаем как культурным символом и чаем как реальным продуктом до сих пор существует разрыв.

Если не совсем понятно, о чём речь, то вот вам очень грубый пример: все россияне «знают», что русская школа балета очень сильна и ею можно гордиться – но найти среди них настоящих знатоков и ценителей балета не так-то просто.

Вдобавок чай не всегда был сугубо положительным символом. Отношение к нему динамично менялось, следуя изменениям в общественной жизни. Так, в период от основания КНР (1949 г.) и до провозглашения политики реформ и открытости (1978 г.) чай был, до некоторой степени, роскошью, излишеством, и на человека, тратящего много времени и денег на чай, могли смотреть с осуждением (а лично я бы добавил – Цзинхун обходит эту тему – что во время культурной революции чай порой ассоциировался с имперским и буржуазным прошлым, и многие чайные учёные были репрессированы). Зато позже, с ростом благосостояния, статусное потребление стало одобряемым – и вскоре появился чай, который может выступать в роли престижного продукта и олицетворять собой жизненный успех и высокую культуру.

Пуэра это касается в первую очередь. Час его славы настал, когда благосостояние выросло настолько, что чай в материковом Китае стали не только пить, но и коллекционировать (на Тайване, в Гонконге и Макао это произошло раньше). За какие-то пару десятков лет пуэр превратился из специфического частного явления на обочине китайской чайной культуры в её хэдлайнера, в дорогой «антиквариат, который можно пить». Символическая значимость пуэра была искусственно, быстро и мощно раздута – а что с реальной значимостью? Многие китайцы до сих пор знакомы с пуэром лишь понаслышке и относятся к нему настороженно.

И это не уникальный случай. Чжан Цзинхун ссылается на Эмико Онуки-Тирни, свою именитую американскую коллегу японского происхождения, которая писала о рисе. Рис – один из важнейших японских символов, однако для современных японцев он не является основным продуктом питания. В представлении японцев о собственной культуре рис занимает гораздо более заметное место, чем в их реальной жизни.

***

Прочитав об этом, я подумал, что аналогичную роль для русских мог бы сыграть хлеб. Сорок лет прошло, а я помню эти иконостасы в советских гастрономах: «Хлеб – всему голова!» (сравните с нынешним «в голове хлебушек» (о недалёком человеке)), «Хлеба к обеду в меру бери, хлеб – драгоценность, его береги!»… Да уж, «драгоценность» – тогдашний хлеб был, по большей части, отвратительным. Разрыв между символическим и реальным во всей красе…

Хлеб был символом стойкости народного духа, тем, что помогло перенести лишения военных лет, выжить и победить, в какой-то мере – символом самой жизни. До сих пор у многих людей старшего поколения заблокирована опция выбросить хлебные крошки в мусорное ведро. Их можно как-то использовать – в котлеты там или в квас, можно покормить ими птичек, но выкинуть?! хлеб?! кощунство!.. Долгое время повышение цен именно на хлеб вызывало ужас и бурное негодование (а ко всему прочему отношение было намного спокойнее) – «социально значимый продукт», «взять под особый контроль», лишь в последние годы прекратилась эта ерунда… Но какую долю расходы на хлеб составляли в бюджете даже самых малоимущих? Да мизерную. Даже у стариков, привыкших, а лучше сказать, приученных по причине всё той же бедности есть с хлебом всё подряд, вплоть до вермишели. А молодёжь и подавно ела совсем немного хлеба. Но шлейф особого отношения к хлебу – как к святыне – тянулся и тянулся.

А когда он наконец истаял? Когда расплодились современные небольшие пекарни и когда стало в избытке самого разного хлеба, в том числе и весьма дорогого, свежайшего, по-настоящему вкусного. Такого, который в самом деле хочется беречь и который гораздо лучше соответствует званию «драгоценность». Хороший хлеб появился – а вот пафосные плакаты исчезли.

Совпадение? Не думаю.

Хорошо, а где едят действительно много хлеба, где его любят и ценят не на символическом, а на реальном уровне?

По слухам – в Скандинавии и особенно в Германии. Экспаты часто жалуются на этих чокнутых немцев, для которых хлеб с каким-нибудь паштетом или риетом – самодостаточный и полноценный приём пищи, и они могут так обедать – прикиньте, обедать! – изо дня в день, и да, хлеб у них очень вкусный, но это же ненормально!..

Любопытно, как у немцев со слоганами и пословицами, с «драгоценностями» и «всему головами».

И представьте себе, учёные знают и это.

Прошу любить и жаловать – Е.В. Плисов, «Образ хлеба в русской, английской и немецкой картинах мира» (https://cyberleninka.ru/article/n/obraz-hleba-v-russk.. ). Исследователи проанализировали фразеологические фонды языков – пословицы, поговорки, идиомы там всякие – и пересчитали значения, в которых там предстаёт хлеб.

В русском языке: символ гостеприимства – 13%, символ дружбы – 13%, духовности – 10%, здорового образа жизни – 6%; итого 42% — о «высоком». Более приземлённое: 26% — основной продукт питания, 13% — средство к существованию, 13% — минимум, необходимый для существования, 6% — символ материальности.

В немецком: средство к существованию – аж 36%, минимум, необходимый для существования – 22%, материальность – 7%, основной продукт питания – нет таких фразеологизмов. 13% — внезапно, символ смерти («его хлеб скоро будет съеден» = наше «его песенка спета» и т.п.). Что по морали и нравственности? Негусто. Духовность – 7%, здоровый образ жизни – 4%, образованность и большой жизненный опыт – 11% («съесть много чужого хлеба» = наше «собаку съесть»), гостеприимство – ноль, дружба – ноль.

Ещё показательнее ассоциативные опросы в последней части статьи. Разница колоссальна.

С чем у опрошенных русских ассоциируется хлеб? Жизнь, труд, дом, семья, что-то святое, родина, Россия, Солнце, Земля! Как вам такое? Какая духовная мощь!.. Эти глаза не продадут. Ничего не продадут и ничего не купят… Извините, вспомнил классика почему-то.

А что у бездуховных немцев? А у немцев всё просто: хлеб – белый, чёрный, тостовый! Масло, мармелад, колбаса, «Нутелла»!..

***

Так что нет никакого парадокса.

Двум богам служить нельзя.

Либо культурррная культуррра, святость и трепет над кислыми крошками – либо безнравственные вкусные бретцели и пумперникели.

Либо особенное – либо обыденное.

В обыденное ты по-настоящему погружён, его можно совершенствовать, в нём можно совершенствоваться – только пожелай и не ленись. Но оно лишено обманчивого и пустого блеска особенного. С ним сложно раздувать щёки и закатывать глаза.

Особенностями особенного легко упиваться в воображении.

***

Есть такое высказывание: «Чай – это и «цинь, ци, каллиграфия, живопись, стихи, вино, цветы и чай», и «дрова, рис, масло, соль, соус, уксус, чай»».

Увы, нет. Не «и – и». «Или – или».

26 июля 2024 г.
Источник: Самая домашняя чайная «Сова и Панда» https://vk.com/club47905050
Антон Дмитращук https://vk.com/id183549038