Всеволод Иванов. «Похождение факира» Отрывок. Действие происходит в России на чаеразвесочном предприятии начала ХХ века.

««…В развесочной «Чайного товарищества Кузнецов и компания» работа производилась вручную, но уже рядом с пыльным и темным зданием, в котором работали мы, построили другое, длинное и выше нашего раз в пять. Там устанавливали котлы, и немцы-инструктора в чистых фартуках и шляпах набекрень вынимали из деревянных ящиков широкие части машин. Поглядывая в окна, я часто думал о том, что мне скоро придется перейти в жаркую котельную. Мне хотелось бросать блестящий уголь в оранжевые тонки котлов, пить теплую воду из больших кружек и ругаться так же хрипло, как ругаются все кочегары.
2016_11_27_01_001
— Скоро вы меня переведете-то?—спрашивал я старшего по отделению, китайца Кан-Си.
— Скоро, очень скоро,
А пока за семьдесят копеек с утра до вечера я подавал жестяные раскрашенные ящички узкогрудому рабочему, который устилал дно и бока их пергаментной бумагой, затем клал свинцовую, а третий рабочий подводил коробочку под кран, из которого непрестанно струилась коричневая, сухая и пахучая лента чаинок. Мы сортировали чай.
Кан-Си, старательный, тихий, в синем костюме, ходит совсем бесшумно. Он отлично говорит по-русски, и, говори я так по-китайски, я бы только радовался, но ему все мало..» «…Если мы плохо понимали нашу работу, Кан-Си мелкими шажками ходил среди нас, положив руки на живот и склонив голову. Старательно выговаривая букву «р», он говорил нам, как произрастает чай и почему мы должны его уважать. Уважение к тому, что ты выделываешь, есть уже начало хорошей работы!
— Подумайте о том, как чай, принесенный в корзинах с плантации, рассыпается на циновках. Ему дают слегка подвянуть на солнце. Вот чай собирают в кучи и лепят комья величиною с голову ребенка, мнут их ногами в плоских корзинах, так что течет зеленый липкий сок…
Он соединял вместе ладони и смотрел в узкое пространство между ними,
— Вот таким ручейком, господин Иванов, стекает этот сок. Чай опять рассыпают на циновках, сушат, пока он не потемнеет и не приобретет запах сена. Зеленоватыми остаются только самые грубые листья, что можно сказать и о жизни человека. Все остальные собирают в кучу и в совочки, сплетенные из бамбуковых листьев. Если после брожения в час все-таки останутся зеленые листья,—значит, чай не перебродил, а когда он перебродил и когда его высушат, он приобретает название «мао-ча». — Напрасно вы думаете, что вы придаете ему какой-нибудь вид. Ваша обработка не изменяет его качеств и свойств. Вы только украшаете его внешность для привлечения покупателя, подобно румянам и пудре: они необходимы девушке при мгновенном знакомстве, но жениху они не нужны…»

«…Обработку черного чая мы начинали с просушивания, производя его в особых корзинах, называемых «бейдзами». Бейдзы похожи на цилиндр, перетянутый посредине, Они подогреваются над ямами раза два, а в ямы кладется уголь, преимущественно дубовый. Кан-Си говорил, что при подогревании бейдзы нужно избегать дров и углей ароматных и хвойных пород. Мао-ча. который при раскупорке ящика был гибок, как резина, после подогревания делался черным и ломким, и аромат сена, свойственный ему, пропадал. Сухой чай мы просеивали через тринадцать сит различной крупности. Сита круглые и плоские, одинаковых размеров Кан-Си привез к нам с юга Китая, из Кантона. Эти сита разделяли чан на чаинки одинаковой величины. Провеявши рассортированные чаинки, отбросивши от них грязь, попадающую при плохом крестьянском приготовлении мао-ча, мы старались разбить чаинки на один вес, размолоть их.. Требовалось, чтобы мы умели отделять крупные сырые части, «цави», дабы сушить их отдельно, как и отделять палочки и камушки, примешиваемые продавцами для веса.Сортировали мы и низшие номера чая, ниже десятого, известные под общим названием «хао-сан». Хао-сан идет сплошь в плиточный чан. Мы получали его в длинных мешках из какой-то плотной оливково-бурой материи. Мы отбирали его на седьмом сите. Весь остальной чай шел на выделку черного кирпичного, того, которым некогда торговали мы, вместе с прочими лыкошинскими товарами, в степях возле Урлютюпа. Черный кирпичный чай выделывали громадными ручными прессами. Кан-Си ненавидел эту грубую работу.
— Такие ужасные сорта чая только и подобает пить ужасному народу,—говорил Кан-Си.—Вам никогда не добиться «бай-хао», цветочного чая.
— Кирпичного и то не хватает.
Кан-Си продолжал, не слушая меня:
— Бай-хао приготовляется из самых крошечных молодых листьев, еще не потерявших на оборотной стороне серебристый пушок. Бай-хао называется так потому, что точный китайский термин значит «белые волосики». Этот чай выделывают сами фабриканты, и он продается прямо с фабрики.
— А что более выгодно? — спрашивал я.
— Производство кирпичного чая, господин Иванов.
— Так вот вы его и будете производить до вашей смерти, господин Кан-Си. Всю вашу жизнь стоять вам, господин Кан-Си, возле лао-ча.
— Для вашего возраста у вас чересчур много грусти, господин Иванов…»

«… Лао-ча — это побеги чая, грубо срезанные с кустов. Этот-то лао-ча н привозили преимущественно к нам на развесочную. Лао-ча и сбор его заменяет одновременно и последний сбор, и подрезку кустов- Ветки бросают в чугунный котел, вмазанный в печь. Листья от жара становятся мягки и липкими. Смятый теплый чан расстилается на циновках тонким слоем, сушится, свертывается, и тогда готов он, чтобы ехать к нам в Екатеринбург. Лао-ча мы разделяли на три сорта: «ти-дзя», более грубый, помещаемый внутри кирпича, «и-мян», составляющий низ кирпича, и «са-мян», идущий на верхнюю обкладку. Ти-дзи—это грубые переросшие листья, часто даже прошлогодние, с кусками перезимовавших веток, и-мян и са-мян—более нежные побеги этого года, с верхушечными листьями. Мешки обычно осматривал сам Кан-Си.
— Учитесь, господин Иванов, — говорил он, — Наука должна помогать вам видеть затруднения в деле так же легко, как око видит в прозрачной воде волосок.
Кан-Си сразу оценивал качество чая, отличал подгнившие сорта от хороших и, запустив в мешок руку, мгновенно нащупывал подмеси песка и камней.
— Учитесь, господин Иванов. Это очень просто. Смотрите только всегда в конец слова.
Горячий лао-ча отвешивался порциями. Мы насыпали эти порции в тряпки, подвешенные над котлом, из которого шел пар. Лист быстро разогревался, и мы тащили его к формам, сделанным из дерева. — Подставляй!—кричал я формовщику. Мы кидали горячий лист в форму, и пресс опускался. Кирпичи вынимались из форм, обрезались и сушились несколько дней. Кап-Си осматривал каждый кирпич. Если обкладка отставала или на ней образовывались выбоины, то кирпич браковался. Он мог загнить в пути. После осмотра мы укладывали, завернув каждый кирпич в пухлую бумагу, но тридцать шесть штук их в корзину из бамбука.
— Сосен у нас мало, что ли?— ворчали мы. Мы часто получали занозы, но бамбуковые корзины необходимы, иначе покупатель не поверит, что чай приготовлен в Китае.
— А что, в Индии чайное дело тоже имеется? — спросил я у Кан-Си.
— Чайное дело имеется во всем мире. Скажите мне, господин Иванов, имеют ли особое наименование два бревна, связанные между собою в одном конце, а другими концами ставящиеся на балки?
— Стропила,—отвечал я.—Несколько таких стропил составляют вместе основание для покрытия крыш.
— Вы старательный мужчина, господин Иванов, и я надеюсь, что скоро вам придется заведовать отделением…»


Понравилась статья? Поделись с друзьями!


Обсуждение закрыто.