TeaTerra

Конечно, новое — это хорошо забытое старое, и весьма любопытно наблюдать за причудливыми и неожиданными порой реинкарнациями вещей, знакомых по быту дедушек и бабушек. Но бывают вещи, которым — плачь не плачь — возродиться не суждено. Есть такие вещицы и в моём собрании реликвий: принадлежат к ним, например, металлические щипцы для колки сахара. Человек начала XXI века даже не очень понимает их предназначение: а зачем колоть сахар? Положи сколько надо в тот же чай ложек сахарного песка или кинь кусков растворимого — и вся тебе недолга.

Нет, господа хорошие. Просто вы не помните времён, когда чай пили не с быстрорастворимым рафинадом или тем же сахарным песком, а — в числе прочего — с откалывавшимися этими самыми щипцами кусочками всевозможного размера сахарных голов. Головы как таковые тихо умерли в конце 60-х, а последним настоящим сырьём для щипцов были куски нерастворимого сахара-рафинада — помните пачки в форме высокой квадратной башенки?

Так вот, щипцами откалывался крохотный кусочек сахара и, при запивании маленькими глоточками чая из блюдца (!), блаженно и со смаком рассасывался под языком. Это называлось питьём чая вприкуску. А блюдце с чаем, между прочим, можно было держать и широко растопыренной пятернёй, как купчихи на картинах Кустодиева, и совсем по-народному — тремя перстами. Попробуйте-ка сегодня где-нибудь в «приличном» обществе испить чайку из блюдца!

А на фоне блюдец (эх, где их сейчас сыщешь?) и чашек маячил король русского стола — самовар. Те самые щипцы для сахара сверкали ничуть  не меньше, чем его бока. Кстати, вопреки распространённому заблуждению именно чайный самовар — чисто русское изобретение, безусловно, имеющее немало иностранных предков и родственников. И любой русский человек конца позапрошлого века без особого труда мог определить только по звуку, издаваемому самоваром, степень готовности воды для заварки чая. Вы, нынешние, ну-тка!

Самовар казался многим неким непременным добрым духом дома (при пожаре, например, самовар спасали среди первых), способным и объединить вокруг себя самых разных людей, и своим шумом-посвистом поведать понимающим людям немало интересных историй. Например, о том — факт не слишком известный — что на Руси чай появился аж на четверть века раньше, чем в Англии, где, между прочим, на душу населения сегодня приходится чуть менее пяти килограммов чая в год. В Англии первые два фунта чая были преподнесены в 1664 году тогдашней королевской чете, и та, откровенно говоря, не очень понимала, что с ним делать. А вот царь Михаил Фёдорович и его бояре в 1638-м сразу разобрались, что делать с четырьмя пудами чая, полученными в дар от монгольского алтын-хана. «Питие доброе и, когда привыкнешь, гораздо укусно», — таков был приговор.

Но заметим сразу, крепко «укоренился» чай только на Москве — москвичи и прослыли с тех пор главными на Руси чаехлёбами. Одна цифра: в первой трети позапрошлого века на Москве было больше ста специализированных чайных магазинов, в Петербурге же — только один (!).

Не скроет пузатый самовар и того, что настоящий чай в те времена был невероятно дорог — отчего его «хождение в народ» задержалось до конца XIX века. «Мой дед носил рубашку в заплатах, — пишет, увы, покинувший нас в этом году корифей отечественной журналистики Василий Песков, — но слыл  сельским аристократом, потому что пил «настоящий дорогой чай». Не тот фруктовый чай в брикетах, не деревенский грушевый и яблочный взвар, что весьма чтим в деревнях, но непонятно почему зовётся чаем, а настоящий чай, упакованный в серебряную бумагу… Скуповатые деревенские мужики порицали деда за транжирство, однако всегда искали повода заглянуть к нему. Дед сам заваривал чай. Ополаскивал кипятком большой фарфоровый чайник и потом не спеша сыпал из серебряной обёртки тот самый «дорогой чай»».

Так откуда «дорогой»? Очень просто. Вся российская торговля чаем в течение почти всего XIX века шла через Китай — не ближний свет для европейской части России. Шесть тысяч вёрст и полгода тележно-санного пути до тогдашней чайной столицы — Кяхты. Головокружительные пошлины — от 80 до 120 процентов. Да ещё поди обеспечь охрану — и ароматного товара, и того, что шло взамен на него — в течение всё того же девятнадцатого века торговля чаем была исключительно меновой. Да ещё самому торговцу было бы недурно в накладе не остаться. Отсюда и цены.

Самовар может рассказать и о русском человеке, который эту трудную ситуацию радикально «разрулил». Звали сего Алексеем Семёновичем Губкиным, и родился он в 1816 году в славном городе Кунгуре. Заслуга его, во-первых, в том, что он одним из первых почуял перспективность чайного дела, хотя острые и злые на язык земляки много шутили над Лёхой, который берёзовые веники возит аж из Кяхты. «Берёзовые веники» — это именно чай, которым в ту пору торговали только большими ящиками, где лежали крупные листья чая (и вовсе не факт, что ВСЁ содержимое тех ящиков составлял именно чай!). Заслуга Алексея Губкина перед Россией и в том, что он первым начал торговать фасованным чаем. Губкин всегда говорил, что потребитель имеет право купить и двадцать грамм (в той самой серебряной бумаге), и два килограмма чая. Предприимчивый кунгуряк напал поистине на золотую жилу: железные дороги сделали ненужным тот самый тележно-санный путь, и вообще выходило значительно дешевле возить чай морем, через Одессу. Наконец, Губкин обзавёлся собственными обширными плантациями в Китае, перебрался в первопрестольную — вечную чайную столицу России (роскошный дом Губкина и поныне находится на углу Рождественского бульвара и Малого Кисельного переулка), выбился в «чайные короли» России. Одного у Губкина не было — надёжных наследников. Одна дочь умерла совсем молодой, другая, принеся отцу и деду троих детей, сгинула от чахотки в неполные тридцать, передав собственную болезнь старшему внуку и наследнику «чайной империи» — Александру Кузнецову. Он тоже не дотянул до сорока, закончив свои дни в подмосковном имении Осташево (именно у наследников Губкина его купил великий князь Константин Константинович). Но просто поразительно, сколько успел сделать этот человек на свои «чайные миллионы», конца которым, казалось бы, не было видно! Китайским чаем надлежало бы благоухать и нынешнему Институту биологии южных морей в Севастополе, и застывшей на высоченной скале Воскресенской церкви в Форосе, построенной в память спасения царской семьи 17 октября 1888 года, и наконец, одному из главных крымских чудес — самому большому и роскошному в Тавриде Форосскому парку. На вопросы о его стоимости чайный король России скромно отвечал, что если всю поверхность парка покрыть пятисотрублёвками (крупнее купюры в царской России не было), так вот приблизительно та сумма и получится…

Сегодняшний мир довольно отчётливо подразделяется на чайные и кофейные страны, чему памятником является польское слово, обозначающее чай — «хербата». То есть трава, и напоминает оно о тех временах и странах, где чай был исключительно лекарственным средством. Немало таких стран и сейчас: помню, как в сильно студёный день в горах братско-славянской Черногории, ввалившись в кафе, я попросил чаю. Официант, посмотрев сочувственно, ласково сказал: «Заболеешь гриппом — будешь чай пить!».

А мне так грезилось горячее пузо самовара, который, под случай, мог бы рассказать и о том, что назло всем кофейным державам 15 декабря в 2004 году было провозглашено Международным днём чая. Не в память ли о приснопамятной ночи с 15 на 16 декабря 1773 года в Бостоне, где нарождавшийся американский народ покидал в воду 227 тонн отменного, но безумно дорогого чая, привезённого клипером английской Ост-Индской компании? А американцы уже привыкли пить куда более дешёвый контрабандный (но настоящий!)  чай, по-тихому привозимый с Западного побережья. Именно с «бостонского чаепития» началась война за независимость США. Но… это уже совсем другая чайная история.

















Георгий Осипов
Источник: http://russkiymir.ru
Картины: Бори́с Миха́йлович Кусто́диев 23 февраля (7 марта) 1878, Астрахань — 26 мая 1927, Ленинград) — русский художник.