Носков И. А. Кяхта: (О кяхтинской торговле чаем), 1861 г.

Город Кяхта был основан в 1727 г. выдающимся российским дипломатом С. Л. Владиславичем-Рагузинским. Заключенные в этом же году между Россией и Китаем договоры (Буринский и Кяхтинский) сделали Кяхту главным центром русско-китайской торговли. Через Кяхту в Китай ввозились сукно, мануфактура, пушнина и юфть, из Китая, главным образом, чай. Около века именно Кяхта снабжала чаем всю Россию и Западную Европу.

Носков Иван Андреевич (1810–1876) — один из плеяды выдающихся сибирских предпринимателей, общественный деятель, знаток чайной торговли. В книгах И. А. Носкова приводятся веские аргументы в пользу кяхтинской торговли. Его работы дают возможность взглянуть на историю кяхтинской торговли глазами ее современника, узнать, почему кяхтинские купцы находились на особом положении, а торговля чаем через Сибирь до создания железных дорог пользовалась поддержкой государства. В издании «Кяхта» показывается действительное положения кяхтинской торговли от момента ее основания до событий, ставших предвестниками уничтожения.

I. ОБЩЕЕ МНЕНИЕ

Много в последнее время говорили и писали о кяхтинской чайной торговле, разбирали все способы ея производства, доказывали ее монопольное направление и наконец, как видно, пришли к тому заключению, что торговлю эту, как основанную на запретительной системе поддерживать не следует.

Пришли к убеждению, что она вредна потому, что потребители чая переплачивают за этот продукт большие деньги в сравнении с тем, во что могла обойтись покупка такого же чая, привезенного в Россию морем. Как бы то ни было, только факт совершился в пользу последнего предположения, т. е. запрещение к привозу чая, установленное в пользу сухопутной с Китаем торговли, уничтожено. Дозволение на впуск англо-кантонского чая чрез западную границу и морем состоялось и разница в пошлине между этим чаем в Кяхтинским установлена весьма незначительная; так, что едва простирается на половину издержек излишне переплачиваемых за перевозку чая сухопутно противу доставки его морем. Теперь остается только выждать время убедиться на самом деле, на сколько кантонский чай по дешевизне своей вытеснит из употребления, чай кяхтинский и в какой степени повредит это непосредственной торговле нашей с Китаем. Но пока все это совершается, следует объяснить то действительное положение кяхтинской торговли, в котором она ходилась с самого своего основания по день предстоящего ее уничтожения.

II. НАЧАЛО КЯХТИНСКОЙ ТОРГОВЛИ

Начало кяхтинской торговли относят к последней четверти XVIII столетия, когда приграничные жители обоих государств стали обмениваться своими произведениями, но торговлю эту не следует смешивать с существовавшей более 80 лет караванной торговлей, которая была установлена и производилась исключительно и с тою целью, чтобы сбывать в Пекине казенные меховые товары, собираемые и с сибирских инородцев посредством ясака. Товары эти отправлялись периодически с караванами чрез несколько лет каждый; конечно, при этом проникали и сибирские купцы, производив, шие незначительную меховую торговлю. Она была, впрочем, строго и запрещена потому, что она подрывала сбыт казенных мехов. При тогдашних наших отношениях к Китаю и видимом нерасположении китайского правительства к пребыванию русских в Китае, постоянно возникали, под разными предлогами, между русскими и китайскими чиновниками и приставами, сопровождавшими караваны, споры, клонившиеся, разумеется, к стеснению русских и их торговли, которая при таких условиях, конечно, не могла распространиться и после различных столкновений, разрывов с Китаем и высылки последняго каравана из Пекина совершенно прекратилась. Только после 7-летнего с Китаем разрыва, удалось русским заключить в 1792 году с Китаем договор о позволении производить торговлю на Кяхте, но эта торговля установилась уже на особенных основаниях.

III. ОСНОВАНИЕ И ПОРЯДОК КЯХТИНСКОГО ТОРГА

Китайское правительство для производства кяхтинской торговли выслало из сансинской провинции, прилегающей к границам Монголии, несколько купцов, отдав им эту торговлю исключительно, как монополию и снабдило их строгою инструкцией. Основною мыслию последней было держать русских и их торговлю в зависимости. Предписано было китайцам уславливаться между собою ежедневно и устанавливать на свои товары высокие цены, не сообщая русским никаких сведений о состоянии торговли внутри Китая. Запрещено было объявлять о количестве чаев, заготовленных для России. Наблюдение же за выполнением этой инструкции было возложено на местного дзаргучея, права которого всегда могли быть подкреплены камышовыми палками.

Вот под какими условиями установилась у нас правильная торговля на Кяхте; русские купцы знали об этих условиях и ограничениях и по необходимости должны были оградить себя такими же беспримерными в торговле постановлениями. Они также согласились устанавливать между собою цены на товары, избирали из среды своей особых компанионов для наблюдения за выполнением сих постановлений или положений, определяли за нарушение таковых двоекратный денежный штраф, а за третий раз высылку из Кяхты. Составление таковых положений и весь введенный тогда купцами порядок сделался для них с 1800 года уже обязательным, ибо соглашение вошло в Высочайше утвержденную инструкцию, по которой наблюдение и главный контроль за выполнением составляемых купечеством положений и за действиями самих компанионов было возложено уже на кяхтинскую таможню и ее чиновников. Таким образом, наше купечество попало между двух огней.

Китайцы скоро поняли нелепость своей инструкции и стали понемногу отклоняться от ее выполнения с целью, между прочим, избежать тягостного для них влияния дзаргучея. Они заменили в делах торговли первоначальные свои положения биржевыми соображениями. Но русские обязаны уже были строго держаться данной им инструкции, соблюдение которой, при незначительности тогда торговли, когда еще шли в Китай одни пушные и казенно-заводские товары, было не обременительно и даже в некоторых случаях полезно. Требования на наши товары стали периодическими, а, вследствие того, если в одном году были виды на выгодный сбыт наших товаров в Китай и китайцы, при всей своей осторожности, обнаруживали свое требование гораздо благовременнее расторжки, русские, пользуясь этим, назначали за свои товары высокие цены и, благодаря положению, выдерживали их; чай доставался им дешевле, а это приносило выгоду и купечеству и потребителям. На другой год требование тех же товаров уменьшалось, тогда русские убавляли с них цены по положению, а если они не шли и по этим ценам, то оставляли большую массу товаров без промена к будущему году, сокращая этим вымен чая и возвышая на него цены в России. Таким образом, неудачный размен на Кяхте, возмещался уже на потребителях чая.

В таком порядке продолжалась торговля и тогда когда стали входить в круг ее и мануфактурные товары, которые сначала привозились из Польши и Пруссии транзитом, потом, когда русское правительство издало высокий охранительный тариф, в особенности существовавший с 1817 по 1832 г., и когда возникло в России огромное количество фабрик, тогда пошли в Китай товары и внутреннего приготовления, которые, улучшаясь год от году и угождая требованию китайцев, доведены в последнее время до превосходной степени. Конечно, с распространением торговли и введением в круг ее различных сортов и наименований товаров, составление ежедневных на размен товаров положений сделалось уже труднее, особенно, когда стали привозить товары хотя одного наименования, но разных сортов и ценностей, как например, плисы, козлы, украинскую мерлушку и проч., тогда и в положениях сделали поверки, чтобы низкими дешевыми товарами цен не открывать, а требовать с китайцев цену, назначенную за высший сорт этого товара и держаться этого требования до промена первых сортов в количестве нескольких десятков тысяч аршин плиса или штук козлов, или 150 тысяч мерлушки и т. д. Все это имело последствием то, что торговля была полезна для людей капитальных, проживающих в Москве. Они имели более возможности приобретать лучшие товары и продавать их на Кяхте без малейшаго соперничества; они брали с китайцев высокую цену и выменивали высшие сорта чая; те же, у кого были низкие и дешевые товары, должны были начинать свою расторжку после и брать от китайцев уже остатки, что, без сомнения, повело к ропоту и нарушению положений. Купечество разделилось на две партии; московскую и сибирскую. После сего составление положений стало понемногу изменяться, объясненные выше оговорки, как служившие в пользу одних лучших товаров, постепенно из положения исключались и торговля сделалась свободнее, чрез что открылась возможность участвовать в ней и людям менее капитальным.

Последние ввели в торговлю товары всевозможных сортов и чай при ежегодном в настоящее время увеличении его привоза продавался в России весьма недорого и доходил до потребителей без всякой подмеси. Существовавшее же искони на провоз другого чая из заграницы запрещение было только номинальным, ибо привозить такового никто тогда и не думал. Пользуясь всем этим, казна, возвышая время от времени установленную от чая пошлину, повела ее от 60 до 100 проц. против стоимости самого чая, и получала чрез это в Кяхте до 5 миллионов пошлиннаго дохода. Такое благоприятное положение дел (…), отчего и самая торговля стала быстро распространяться, так, что в последнее с 1840 года десятилетие в кяхтинской торговле вместо 38 капиталов, приняли участие более 90; сбыт товаров дошел до огромной цифры: в это время ежегодно проходило в Китай русских товаров более чем на 7 миллионов рублей. Главное место в отпускных товарах занимали тогда сукна разных наименований и ценности, коих отпускалось до полутора миллиона арш. суммою на 3.000.000 руб.; драдедам до 110000 арш. на 200.000 руб., плис более 3000.000 на 15.000.000 руб., пушных, заводских и других товаров на 2.400.000 руб.

Чаев же вывозилась в Россию до 90 т. чибиков байховаго и 30 т. кирпичнаго. Такая масса товаров и вымененных на них чаев, будучи перевозима сухопутно, оставляла на всем протяжении от Кяхты до Москвы за одну провозную плату ежегодно капитала до 3 миллион, руб. Капитал этот распространялся преимущественно между бедным классом народа, чем и упрочилось благосостояние сибирского края. Между тем, даже могло бы еще распространить кяхтинскую торговлю, если бы на нее не обрушилось неотразимое соперничество со стороны англичан, от влияния которых распадались, впрочем, и не такие торговли, а наша кяхтинская, тем более, не могла выдержать этого удара, ибо с первого же раза она установлена была на искусственном основании. С открытием торговли в Кяхте, потеряли возможности проникать в Китай, и изучить народныя там потребности, а русские ограничивались отпуском туда товаров, доступных большею частию для зажиточных людей. Мы не могли заставить китайцев привозить к нам другие предметы, кроме чая.

IV. ПРИЧИНЫ УПАДКА КЯХТИНСКОЙ ТОРГОВЛИ

Известно, что по окончании первой войны Англии с Китаем, когда начался вывоз из южных портов Китая чая громадными массами, тогда избыток его от потребления в Англии, стал распространяться в другие стороны и, разумеется преимущественно был направлен в Россию, где чая потребляется, после Англии, гораздо более, чем в других государствах. Несмотря на существовавшее у нас на привоз этого чая запрещение, он стал водворяться в Россию контрабандою, которую не могли или не хотели остановить при самом ее начале, ибо ей покровительствовало все приграничное народонаселение. Потом чайная контрабанда стала год от году увеличиваться и приняла уже такие размеры, что в какие-нибудь 10 лет все жители западных губерний, царства польскаго и даже главнейших городов России стали довольствоваться контрабандным чаем, покупая его тайно или явно чрез евреев или же из магазинов, лавок и лавочек в подмешанном виде, вместо кяхтинскаго чая. Этот переворот в чайной торговле уронил, во- первых, достоинство чая в России; вообще указал потребителям, что есть другой чай, кроме кяхтинскаго, и что его можно иметь гораздо дешевле, так как он, будучи избавлен от сухопутной перевозки и пошлины, обходился дешевле кяхтинскаго на 1 р. в каждом фунте. Вследствие всего этого возродился всеобщий ропот, в котором, разумеется, стали обвинять, прежде всего, кяхтинских торговцев, не разбирая ни условий нашей торговли с Китаем, ни существующих для нее установлений, просто назвали их монополистами, каковое название и теперь остается за ними.

V. МЕРЫ ПРОТИВ ЧАЙНОЙ КОНТРАБАНДЫ

Видя такое положение дел, все русское купечество и фабриканты, заинтересованные торговлей с Китаем, желая сохранить эту торговлю, прибегли к защите попечительного правительства, покровительству которого обязана кяхтинская торговля своим существованием, а как в то же время само правительство убедилось в значительности чайной контрабанды и в бессилии прекращению ею установленных в то время мер, то и состоялось предположение учредить в Москве центральную комиссию, с участием в ней купечества, заинтересованного в чайной торговле, чтобы посылать на все главные пункты западной границы, где в большом количестве проникала чайная контрабанда, особых агентов, и, чтобы по указанию их были принимаемы самые строгие меры. Предполагалось установить и особое взыскание за водворение чайной контрабанды. Но предположение это не утвердилось, кажется потому, что вмешательство купцов в административные меры нашли неудобным. Потом, когда контрабанда стала вытеснять кяхтин- ский чай из всех рынков и подмесь чая в России до того усилилась, что невозможно было достать порядочнаго чая, не говоря уже о лавках и лавочках, но даже в лучших магазинах, предложили другую меру, а именно: ввести в чайную торговлю бандероли, налагая таковыя при водворении чая в России и внутри, начиная с значительных городов по Сибирскому тракту до Москвы и Петербурга включительно. Это предположение нашло более сочувствия и несколько раз восходило на рассмотрение в высшие правительственныя места, но, к сожалению, оно встретилось с идеей о свободной торговле, которую только что начали тогда проводить в России, а как в основании этой идеи всякая запретительная система и таможенный меры считаются вредными и как идея эта одобрена большинством образованных людей в России, то и последнее предположение о введении чайных бандеролей, также отвергнуто. Затем уже возникло другое предположение, а именно: о разрешении привоза кантонского чая в Россию с умеренною пошлиною, так, чтобы она не давала большей премии контрабандистам. Полагали, что кяхтинская торговля может существовать и при допущении кантонского чая, как она существовала и при столь громадной контрабанде, особенно, если сделать в пользу небольшое поощрение уменьшением пошлины. После этого все представления в пользу кяхтинской торговли и указания на проистекающие от нее выгоды оставались уже без уважения и допущение кантонского чая в России состоялось. Таким образом, вопрос о чайной контрабанде, продолжавшийся более 15 лет вырешился сам собою.

VI. ВЛИЯНИЕ КОНТРАБАНДЫ НА ТОРГОВЛЮ В КЯХТЕ

В Кяхте знали и следили за ходом первой войны Англии с Китаем и понимали, что водворение англичан в Китай с своими изделиями и вывоз оттуда в громадном количестве чаев в Европу должны неминуемо отразиться на торговле нашей с Китаем, но мер противу этого не принимали да и не могли ничего сделать. Впрочем, тогда утешались надеждой, что правительство, установившее с такими условиями непосредственную торговлю нашу с Китаем, и, видя столько от нее пользы, не допустит ее до упадка по какому-нибудь иностранному влиянию; в особенности крепко надеялись на действительные меры противу чайной контрабанды, которую тогда стали сильно преследовать и задержанный чай сжигали; но все эти мечты и упования при первой встрече с существенностию разлетелись. Первое влияние чайной контрабанды отразилось на кяхтинской торговле при распродаже чаев в Нижегородской ярмарке 1847 года. Чаи наши были проданы с тяжким убытком, так что из цветочного неквадратн. чая, стоившего здесь без пошлин от 50 до 70 р. сер., выручено от 20 до 32 р. за место. Тогда стали придумывать разныя меры: первым делом было употребить все старание, чтобы удешевить чай при самом вымене его от китайцев. По возвращении из ярмарки в Кяхту, когда узналй» что китайцы заготовили для России почти двойную пропорцию чая, купцы наложили на свои товары противу прежних цен 50 проц. и по возможности выдержали эти цены, так что в 1848 году чаи достались вместо 50 на 30 руб. сер. Их отправлено было на ярмарку довольно большее количество, вследствие чего и проданы они весьма дешево. Большая масса отошла по 115 р. за место, тогда как пред тем они продавались от 140 до 160 р.; этой дешевизной отодвинули на некоторое время или прекратили контрабанду. Но такое благополучие оказалось весьма кратковременным. Китайцы, научившись опытом, как с ними поступают при излишне заготовленной для России пропорции чая, заготовили на будущий год гораздо менее и придумали еще вспомогательное средство, обратив внимание своего правительства на прежнюю инструкцию, по которой, между прочим, и выпуск из Калгана чаев был ограничен билетами, полагая на каждый билет по 300 цыбик., но билетов этих (или цхе) в последнее время почти не брали. При строгом исполнении инструкции, привоз в Россию чая в 1849 году ограничился только 39-ю т. цыбиков в год, которые и были отправлены в Россию в три раза. При размене их на русские товары, китайцы взяли с нас порядочную цену, так что чаи нам в 1849 обошлись почти вдвое против цены 1848 г. Чай стал продаваться в России дороже, и контрабанда вошла опять в свои права. С такими-то переменами и производилась торговля до 1853 года, т. е. до того времени, как обнаружилось в Китае возмущение.

VII. О ВОЗМУЩЕНИИ В КИТАЕ

Успехи англичан в Китае не ограничились влиянием на одну чайную торговлю, они поколебали все основание китайского правительства, ибо до этой войны весь народ Китая находился в страшном рабстве пред правительством и поставленными от него чиновниками, пользовавшимися своею властию до невероятных пределов; но потом, когда увидели, что правительство их не так сильно, как оно казалось прежде, что оно при борьбе с иностранцами должно было уступить, заплатив им даже огромную контрибуцию, которую, по расхищении мандаринами казенных запасов, собрали с того же народа, между тем с появлением иностранцев в Китае, появились и другие идеи, вследствие чего и стало обнаруживаться понемногу волнение, которое, оставаясь при бессилии правительства долго безнаказанным, приняло более сильные размеры и кончилось тем, что половина государства самой лучшей и населенной полосы отложилось от Манджурского правительства и инсургенты, охватив все главнейшия промышленные города Китая, беспрерывно угрожают Пекину и лежащим за ним Северным провинциям. Такое положение дел в Китае, конечно, не могло не отразиться на нашей торговле и потому в исходе 1852 г. все ярмарки и торговые пути в Китай закрылись, сбыт наших товаров там совершенно прекратился и китайцы, торговавшие с нами, стали требовать одного серебра, так как оно в Китае до того вздорожало, что наши сукна, стоившие прежде 25 и 26 лан за половинку, отдавались по 10 и 12 лан, лишь бы достать серебра. Вследствие сего и вымен всех русских товаров в 1853 г. на Кяхте остановился. А как русским для оборотов торговли и снабжения своих рынков нужно было приобрести хотя бы какую-нибудь пропорцию чая, то многие в необходимости были отдавать свои товары за бесценок, чрез что цена на чаи в России возвысилась до 220 р. за цыбик, а розничные торговцы воспользовались дорогою покупкою кяхтинских чаев и стали продавать их еще более с подмесью дешевого контрабандного спитого и поддельного чая, примешивая его наполовину и больше, чрез что всех потребителей чая совершенно вооружили противу чайно-кяхтинской торговли. После этого весь авторитет торговли упал и все представления в пользу ее оставались уже без всякаго уважения.

VIII. РЕФОРМЫ В КЯХТЕ

Находясь в таком безвыходном положении, кяхтинское купечество стало придумывать разныя внутренние реформы. Первая,—это давно осознанная потребность проникнуть в Китай и сблизиться с потребителями наших изделий и добиться возможности приобретать чай с первых рук; или заменить его привозом других предметов, ибо на чайную торговлю, как оказалось рассчитывать было уже нельзя. В этих-то соображениях один из кяхтинских купцов сначала позвал себе несколько солидных китайских торговцев, побеседовал с ними и узнал, что они чрезвычайно тяготятся проездом чрез Монголию и, что, если бы русские начали свою торговлю в Калгане или других местах, то они, привыкнув к этому, не стали бы роптать. Этой мыслью воспользовались. Тогда же была составлена программа о поездке русского купечества в Китай. Предполагали проникнуть туда под видом существовавшей когда-то караванной торговли. Программа эта была доведена до сведения высшего начальства и принята во внимание, но исполнением ее остановились до более благоприятного случая, который бы дал повод качать с китайским правительством переговоры, что впоследствии и исполнилось.

В то время усилилось требование китайцами драгоценных металлов, так что на все товары чаи доставались тогда без пошлины от 100 до 120 р., а на золото и серебро от 40 до 50 р. за цыбик. Между тем, пропуск золотой и серебряной монеты был строго запрещен, тогда как серебро и золото в монете было дозволено провозить по всем границам, даже азиатской, прилегающей к Китаю, и ташкинцы вывозили болшия массы чая, покупая его на русское золото; по кяхтинскому же тарифу дозволено было пропускать только золото и серебро в изделиях с пошлиною по 40 к. с фунта, это побудило того же купца, который возбудил вопрос о караванной торговле, заказать в Москве китайский серебряный сервиз (по 16 чашек, блюдцев, тарелок и ложек всего до 60 фунт). Он доставил его для промена в Кяхту, здесь его хотя с разными затруднениями, но пропустили и, когда увидели от этого выгоду, то начали все делать подобные заказы; потом серебро уже пошло под видом только поделок просто весом; чрез этот размен, оборот как русских, так и китайских купцов значительно облегчился и чай удешевился до значительной степени и не выходил уже из цен при продаже его из первых рук: от 110 до 130 р. за цыбик, или от 1 р. 25 к. до 1 р. 50 к. за фунт, а теперь он продается еще дешевле. Вслед за сим произошли на Кяхте следующие реформы: а по введении 4 круг торговли сбыта золота и серебра, ьидя сильное предпочтение ему против товаров, все еще оставшихся в Китае без требования, наше купечество исходатайствовало себе ограничение в пропуске металлов, которое и состоялось в том же 1854 г. Положено отпускать золота и серебра при мануфактурных товаров на 1/3, а при пушных — наполовину. Вскоре увидели, что и это усилие к принужденному сбыту товаров в Китай не достигает цели, поддерживало напротив старую систему и увеличивало только ценность чая, потому что для покупки какой-нибудь пропорции чая, которую китайцы отдали бы за наше серебро весьма дешево, нужно было навязывать им 2/3 мануфактурных и 1/2 пушных товаров ценность чая, естественно, увеличивалась. Вследствие таких-то затруднений было опять употреблено особое ходатайство о снятии этого ограничения, которое, наконец, и состоялось и как, при таких резких переворотах в кяхтинской торговле, составление положений, введенные еще до 1800 г. сделались уже одной пустой формой, то купечество ходатайствало об уничтожении сих положений, на что и последовало в 1855 г. разрешение и допущен пропуск в Китай золотой русской и серебряной иностранной монеты.

Тогда уже кяхтинская торговля установилась совершенно свободной, если не считать различных местных формальностей, следствием чего и было, что вывоз чая в Россию с 1854 по 1861 год, стал увеличиваться и дошел до следующих размеров:

В 1854 г. вывез в Рос. байх. ч. 73023 кирп. 31017 ц

1855 — — — 85354 — 34032
1856 — — — 115724 — 30595
1857 — — — 146431 — 43479
1858 — — — 136621 — 65658
1859 — — — 153069 — 46541
1860 — — — 159316 — 43658

в 7 лет байх.—871537, кирпич.—263890 цыб.

Чай продавался в России в главнейших по своему количеству массах от 110 до 130 р. (сложная цена 120 р.) за цыбик, кирпичный—от 40 до 50 р. (слож. цена 45 р.). Таким образом, в эти семь лет оборот кяхтинской торговли простирался по продаже одного чая в России на 117.790Q40 руб., на каждый год приходилось по 16,827,148 р., теперь все это должно измениться, по нижеследующим причинам.

IX. ДОПУЩЕНИЕ КАНТОНСКОГО ЧАЯ В РОССИЮ И СБАВКА ПОШЛИНЫ С КЯХТИНСКОГО

{…и купечество), (заинтересованное в кяхтинской торговле, ходатайствовали об оставлении сухопутной торговли с Китаем на прежних основаниях, хотя на некоторое время просили дать ей предварительно все облегчения, чтобы она могла без большого затруднения встретить соперничество кантонскаго чая. Но все подобные представления, как и выше объяснено, не имели никакого успеха. Так авторитет кяхтинской торговли был уничтожен без всякой, однако же, причины со стороны ее производителей. Отстаивать эту непосредственную с Китаем торговлю купечество имело полное основание потому: 1— что торговля эта доказала полезное существование свое на многих отраслях отечественной промышленности; 2 — чрез ее одну производится отпуск за границу русских мануфактурных и заводских изделий и других произведений, даже таких, которые никуда, кроме Китая, не требуются; 3 — торговля эта устранена от всяких внешних влияний и столкновений и производство ее не может остановиться даже при политических разрывах и 4— при существовании только этой торговли Россия может с каким-нибудь интересом поддерживать политическия отношения с Китаем, и, если мы не будем отставать от других наций, то коммерческие отношения наши могли бы служить самовернейшим средством к проведению других более возвышенных идей и сохранить на сколько-нибудь наше влияние не только в Китае, но и в прилегающих к нему народах, в особенности в Монголии. Проведение подобных идей и приобртеение на столь близкое и громадное по своей населенности государство какого-либо морального влияния кажется нельзя бы считать увлечением, видя столь неоспоримые этому примеры; другие державы добиваются этого влияния с важными пожертвованиями, следовательно, купечество наше обязано было заявить такое мнение, что если допущение кантонскаго чая считается уже неизбежным, то предварительно нужно снять с кяхтинской торговли все ограничения и назначить с кяхтинскаго чая самую умеренную пошлину. Сбавка пошлины должна последовать, по крайней мере, за три года до впуска кантонского чая, конечно, если бы тогда кяхтинский чай не удешевился до желаемой степени и не вытеснил бы собою контрабанды, тогда уже можно бы было допустить кантонский чай, но с такою пошлиною, чтобы она имела разницу от пошлины с кяхтинского чая, по крайней мере на 40 к. на фунте, т. е. равную сумме издержек, излишне переплачиваемых за сухопутную перевозку чая от мест его заготовления до Москвы противу доставки его морем, но если бы и тогда признали, как признают теперь, что нельзя облагать высокою пошлиною кантонский чай при впуске его чрез сухопутную границу и морем, дабы не дать средства продолжить контрабанду, то можно было ограничиться назначением с него пошлины по 40 к. с фунта без различия сортов; с кяхтинскаго чая снять таковую вовсе. На эту то, как более действительную и благоразумную меру указал и генерал-губернатор Восточной Сибири граф Н. Н. Муравьев-Амурский, постигавший действительное положение нашей торговли с Китаем и сознавший всю важность в том непременном условии, чтобы не доводить кяхтинскую торговлю до упадка, так как восстановить ее будет труднее, чем уронить. Но, к сожалению, все эти доводы и представления, как видно, остались без внимания; по крайней мере состоялось одно действительно полезное в этом деле установление: это снятие таможенной линии с границы Китая,—только при этом положении будет можно установить столь важное международное сближение русских с монголами, которые находятся теперь в весьма ложном положении в отношении манджурскаго правительства Китая, как видимо, приближающегося к невозвратному падению.

Назначение пошлины с кяхтинскаго чая чернаго 15 к., а с цветочнаго 40 к. и обложение пошлиною чернаго кантонского чая, привозимого морем 35 к., а через сухопутную границу—30 к., обнаруживает только полумеру или опыт при переходном положении, принятый, может быть, для сохранения баланса таможенных доходов. Доказать невозможность существования кяхтинской торговли при установлении назначенной теперь пошлины нетрудно: теперь положительно известно, что лучшего сорта черный чай можно иметь при покупке в Фучане пли Ян-дзи-кианге или даже в Шанхае не дороже 30 к. за фунт, (т. е. пологая каждую пиклю в 147 фун. ценою в 20 тэлэй, стоящих по курсу на европейское серебро 2 р. 20 к. кажд.), а как доставка морем тяжестей на парусных судах обошлась амурской компании из Гамбурга до Николаевска по 80 к. за пуд, и если по громоздкой вместимости чая допустить провозную с него плату даже в два с половиною раза, то и в таком случае доставка его в бальтийские порта обойдется не дороже 2 р. за пуд или 5 к. за фунт; расход при выгрузке и за комиссию можно положить по 3 к. с фун., пошлина с него будет взиматься в С.-Петербурге по 35 к.; за перевозку его до Москвы по 80 к. с пуда, или по 2 к. с фунта; следовательно, лучший кантонский чай обойдется в Москву по 75 к. за фунт. Кяхтинский же чай обходится маймаченским китайцам, как положительно теперь дознано, никак не дешевле 20 юань за цыбик, имеющий весу 85 фун., или 50 к. за фунт с доставкою его в Кяхту; расход при перевозке сего чая в Москву с местными здесь расходами всегда обходился никак не менее 21 р. на цыбик, имеющий 85 фун. чистаго чая, падая на каждый фунт 25 к.; пошлины с него назначено по 15 к.; следовательно, он обойдется в Москву не дешевле 90 к. за фунт; таким образом, с перваго же раза он становится дороже 15 к. с фунта или 20% противу кантонскаго чая, а при такой разнице в ценности никакое соперничество уже существовать не может. На основании такого-то рода данных дело в Кяхте, по всей вероятности, пойдет в таком порядке, что с начала, т. е. с октября месяца, сделают отправку чая, доставив его в Москву в феврале и марте месяцах и может быть успеют распродать его до 1 апреля, т. е. до впуска кантонскаго чая, потом, если убедятся, что иностранцы доставят сколько-нибудь значительные партии чая и будут предлагать его в продажу по 80 к. за фунт, о чем есть уже слухи, то отправка на Нижегородскую ярмарку в будущем 1862 г. должна весьма сократиться и потом будет уменьшаться постепенно. Конечно, есть еще надежда поправить это дело. Если обнаружится видимый упадок кяхтинской торговли, а в то же время будет поступать таможенного дохода с чая на других границах в значительном количестве, то правительство вероятно поспешит снять с кяхтинского пошлину вовсе.

X. КАРАВАННАЯ ТОРГОВЛЯ

Наконец состоялось важное изменение в коммерческих отношениях наших к Китаю, теперь мы можем ездить в Китай и водворяться там постепенно с своей торговлей, проникая туда, разумеется, сначала под предлогом восстановленной ныне, но существовавшей прежде, караванной торговли. Да если бы не было этого предлога, то не было бы никакой возможности простым дипломатическим средством убедить китайское правительство к допущению русских торговых людей внутрь Китая. Пример для китайцев, есть первое условие.

Благодаря этому и блистательным в то время успехам уполномоченного в Китае Николая Павловича Игнатьева, ему счастливо удалось заключить с Китаем трактат, дозволивший восстановить русскую торговлю внутри Китая. Конечно, китайцы, как видно, крепко держались своего права, когда настояли употребить в трактате 2 ноября такую фразу «что дозволяете русским ездить по-прежнему в Пекин и по пути торговать в розницу в Урге и Калгане»,— а фраза эта, как увидим после, наделала нам много неприятностей.

По получении первого сведения о заключении с Китаем нового трактата ,и по возвращении уполномоченнаго, торгующее на Кяхте купечество живо приступило к мерам, чтобы воспользоваться дарованным ему правом. Первым делом было составить средство для первоначальнаго опыта, могущего принести более действительную пользу впоследствии для всего русского купечества, которое будет иметь дело с Китаем, и для сего здешнее купечество пожертвовало из запасного капитала 20.000 р. установив еще между собою добровольный взнос денег с вывозимых из Китая чрез Кяхту чаев, полагая с одного места байховаго по 15 коп. и кирпичнаго по 5 к. Сумма этого взноса может простираться до 15.000 р. в год. На счет этой суммы предположено было отправить коммерческих агентов, одного в Ургу, а другого в Пекин и Тяньдзин, придав сему последнему помощника. Признали в то же время необходимость обучать в Пекине пять мальчиков китайскому языку, избирая таковых из учеников здешнего училища, как уже сколько-нибудь к этому приготовленных. Но чтобы посылка одних агентов, не показалась китайцам каким-нибудь соглядатайством, немногие из местных купцов условились отправить значительное количество капитала и лучших товаров, чтобы начать это дело практичнее. Таким образом, с первым караваном отправлено и послано вслед за ним и переведено получить в Калгане капиталов и товаров на сумму 163.228 р. 40 коп.

Некоторая часть дешевых товаров оставлена для продажи в Урге. Караван этот решились направить не на Калган, как это бывало прежде. В Калган ведет самый тягостный, безводный и безлюдный путь, по которому торгующие с нами китайцы принуждены ездить, потому только, что отпускаемые к нам и привозимые из России товары должны проходить чрез калганскую таможню; при том же в Кяхте знали, что первая попытка торговли непременно бросится в глаза калганских купцов, имеющих дела свои на Кяхте, и они будут нам противодействовать. В этих соображениях купечество признало за лучшее открыть с Китаем чрез Монголию новый путь торговли по местности изобилующий водою и более населенной, а именно, чрез ворота Души-кэу, лежащия на восток от Калгана в расстоянии двухсот верст. Кроме того этот путь был избран также и для того, чтобы направить торговлю, как чрез эти ворота, так чрез ворота Хубей-кэу, лежащие еще восточнее, ибо к этим воротам примыкают верховья реки Нейхо, по которой делаются значительные сплавы и река эта ведет прямо в Тянь-дзин, где все водяныя пути сходятся, как от Печелийского залива, так и по Императорскому каналу, соединяющему северный Китай с рекою Ян-дзи-киангом. Вот на основании каких данных направлен был первый караван на ворота Души-кэу, а не на Калган; только при отправке его допустили такую неосторожность, что известили об этом новом направлении в Пекин, где еще стали спрашивать об этом китайское правительство, которое разумеется всегда и во всем отказывает, когда его спрашивают видя в этом нерешительность или отсутствие права; оно только тогда соглашается, когда факт совершится сам собою, как это видим мы по действиям его в отношении к европейцам и по занятию нами Амура. Вследствие чего и последовало из Пекина распоряжение, чтобы не пропускать русских чрез ворота Души-кэу. При этом истолковали и заключенный с нами трактат по своему, что будто бы мы имеем право только по-прежнему ездить в Пекин, т. е. при миссиях и торговать в Калгане и Урге по пути. А так как в то время у нас не было в Пекине политическаго представителя, то волю китайских чиновников должны были исполнить; первый наш караван поворотили на Калган и там его продержали целый месяц под тем же предлогом, что мы можем только по-прежнему ездить при миссии в Пекин, а об отправке туда особых караванов и об открытии там торговли ничего в трактате не сказано. Но, благодаря энергическим настояниям нашего агента И. А. Нерпина и содействию приезжавшего в то время в Пекин чиновника по дипломатической части при главном управлении Восточной Сибири Е. К. Бюцова, удалось, наконец, склонить китайское правительство на пропуск нашего каравана в Тянь-дзин; в Пекин же его ни почему пустить не согласились под тем предлогом, что в этой столице другие европейцы не имеют открытой торговли. Несмотря на эту неудачу, русские не упали духом, отправились с товарами в Тянь-Дзин, где надеются начать продажу товаров и пойти на покупку чая, если его привезут в достаточном количестве или же отправятся за покупкою его на европейских судах в Шанхай и Фучан или по р. Ян-дзи-киангу.

Между тем, благодетельное влияние нового трактата, здесь уже обнаружилось и весьма в значительной степени: торговля с Монголией стали принимать порядочные размеры. Туда уже отправлено 14 караванов. Но всего благодетельнее подействовало энергическое распоряжение местнаго кяхтинскаго начальства, немедленно допустившего монголов в город Троицкосавск.

Им позволено продавать скот и лошадей. Они делают значительный покупки всего для себя необходимого, что прежде приобреталось ими чрез китайцев и, вероятно, те их порядочно обсчитывали. Вот в доказательство пример: один монгол привел для продажи в город лошадь, продал ее за 21 р. на кредитные билеты, пришел с этими деньгами в лавку купца В. А. положил деньги на прилавок и требует, чтобы ему дали на курму сукна, когда ему отрезали требуемое количество и положили сдачу, он, видя большой остататок денег, кладет их опять на прилавок и требует еще на курму сукна, которое ему еще отпускают и положили сдачу. Это, как видно, очень удивило монгола, он захотел еще попытать, потребовал еще на курму сукна, что и исполнили, сдав ему при этом 1 р. кредитным билетом и 70 к. медью. Он, смотря на это, спрашивает хозяина лавки: не ошибся ли он? Но ему перевели, что с него взяли только то, что следовало. Когда же он убедился в этом, то взятое им сукно с торопливостью положил в сумы, куда высыпал и медные деньги, а выходя из лавки, сказал, что если бы он продал свою лошадь в Маймаченах, то ему дали бы там одну курму, да разве на дорогу кирпич чая. И, будучи видимо в хорошем расположении, сел на лошадь и с гиком погнал в Маймачен и потом, разумеется, поедет в Монголию, расскажет такие диковинки в своих улусах.

г. Троицкосавск. Базарная площадь

Свободная торговля монголов и ласковое с ними обращение принесут впоследствии великую пользу. Город Троицкосавск, если утратит что-нибудь от уменьшения кяхтинской торговли, то, вероятно, выиграет на том, что сделается базаром всей части Монголии, прилегающей к нашей границе до Урги. Не говорю о тех последствиях, какия произойдут от снятия с 1 октября таможенных линий, когда монголы получат возможность сближаться с русскими на протяжении всей границы. Такая перемена в отношениях с монголами не могла не принести уже существенной пользы для русских в том отношении, что по оскудении в последнее время скотоводства в забайкальском крае, от усилившегося здесь народонаселения, мясо стало год от году дорожать и дошло до 2 р .50 к. за пуд; но с допущением приобретения монгольскаго скота оно теперь вошло в обыкновенную цену, продается не дороже 1 р. 30 к., а к осени должно ожидать еще дешевле и даже город Иркутск начал снабжаться мясом чрез продажу монголами скота. Монголы, видя требование их скота в Россию, не погнали его ныне через гобийскую степь в Калган, как они делали это прежде, подвергаясь тяжким потерям чрез перегон табунов по безводной степи и продаже в Калгане, часто за бесценок, где теперь, как известно, по случаю неурожаев и возникающих почти по всем местам возмущений существует в народе невыразимая бедность, а ведь и прежде потребление мяса, как принадлежащего в Китае к предметам роскоши, было в редкость.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Нельзя, к сожалению, не заметить, что многие отрасли торговли и промышленности подвергались у нас порицанию, ибо все, кто только не пишет об этих предметах, непременно приходят к такому заключению, что все наши мануфактурные и заводские произведения, делаются худо, что в коммерции нашей вообще мало добросовестности и что коммерческая и промышленная деятельность наша идет рука об руку с монополией. Насколько подобные обвинения справедливы, вернее всего судить самим производителям, о которых ведут такую речь, следовательно, на них лежит и прямая обязанность защищать свои интересы. Но у нас видно совершенное отсутствие подобных оправданий и не знаем, чему приписать такое молчание; сознанию ли справедливости всего сказаннаго или к неумению защитить себя привычным образом или же просто пренебрежению. Но это-то последнее мне-» ние, если оно существует, одобрить нельзя, ибо подобная молчаливость и терпение вредит не одним частным интересам, но отражается на всей нашей торговле и промышленности: при упадке авторитета и при дурном общественном мнении никакая отрасль промышленности не может рассчитывать на поддержание правительства, которое, если принимает какие-либо охранительные меры, то при решении таких вопросов, конечно, придерживаются общественнаго мнения. Может быть скажут, что нельзя надеяться, чтобы по каждому опровержению на какое-либо обвинение дело принимало благоприятный оборот, но если в этом опровержении есть истина, то она рано ли поздно обнаружится и сделанное безвинно нарекание падет тем скорее, чем ранее будет о них заявлено. Придерживаясь сего последнего предположения и, зная, что на кяхтинскую торговлю и ее производителей пало столько напрасных и даже обидных обвинений, непростительно бы было пройти об этом молчанием при настоящем случае, когда кяхтинская торговля, как переходящая от искусственного к естественному положению, может считаться делом конченным и потому об нем, как о деле прошедшем, можно говорить уже с полною откровенностью и указать на все, по крайней мере главнейшие обвинения и, по возможности, в них оправдаться.

Первое обвинение заключается в том, что кяхтинский чай продавался в России непомерно дорого и что потреоители чая несли напрасный налог в пользу будто бы немногих монополистов, производящих сухопутную торговлю с Китаем. Такое обвинение могло составиться только от совершеннаго незнания дела, между тем как говоря об этом предмете, небольшого бы труда стоило дознать настоящее положение дела, убедиться, что ценность кяхтинскаго чая зависела вовсе не от произвола производителей, что определялась она вследствии географическаго положения двух государств. Одна сухопутная перевозка чая от Фучана до Кяхты, а из Кяхты до Москвы, с неизбежными при этом расходами, обходилась всегда не менее 45 к. на фунт, пошлина с черного, как более употребительного чая, была ранее доведена до 2 р. ассигн. с фунта; потом, когда ее переложили на серебро, была назначена по 60 к. и только в последнее время оставили ее в 40 к. на фунт, следовательно, неизбежный налог всегда простирался от 85 к. до 1 р. Ь к. на фунт чая; если же стоимость его у китайцев определить в 30 к., то чай должен был обходиться от 1 р. 16 к. до 1 р. 35 к., а в оптовой продаже в оЬыкновенное время он не выходил из цены от 1 р. 25 до 1 р. 50 к. Такой ничтожный процент вовсе не выражает какой-либо монополии, если принять при этом в соображение еще медленность оборотов кяхтинской торговли, которая и при благоприятных обстоятельствах совершаются не менее, как в 12 месяцев; но, если купленные на Нижегородской ярмарке в августе месяце для Кяхты товары, будучи доставлены сюда в феврале, оставались почему-либо все или часть из них не промененными, то оборот торговли совершался уже в два года.

В торговле этой производители были не более как посредники между двумя громаднейшими по своему народонаселению соседними государствами, обменивающимися своими произведениями; самый же порядок обмена был установлен на таких основаниях, каким не найдется примера ни в одной торговле во всем мире и устроилось все это не пожеланию каких-либо монополистов, но вследствие политических с Китаем отношений. Необходимость же существования этой торговли, конечно, никто отрицать не будет, если сколько-нибудь понимает потребность страны, где главнейшию целью промышленной деятельности должен быть сбыт собственных ее произведений за границу. Это-то в особенности достигалось при существовании кяхтинской торговли. Может быть скажут, почему же производители торговли не сумели удешевить чай при вымене, но на этот вопрос ответить не трудно, стоит только указать на порядок этой торговли, при котором производители обоих государств сходились ежегодно как на битву (на счетах), пользовались выгодами или подчинялись невыгодам, смотря по количеству или требованию привезенных для размена товаров; где, разумеется, потребители всегда оставались уже на заднем плане и должны были довольствоваться тем результатом и успехами, какой оказали и достигли производители их на Кяхте.

Конечно, при естественном положении торговли ничего подобного бы не было, тогда привоз и вывоз товаров соразмерялся бы с требованием. Да! Без всякого преувеличения можно сказать, что если бы русская торговля чрез Кяхту производилась, во все это время внутри самого Китая и пользовалась там соответственной свободой, ее бы не устрашило никакое соперничество, тогда как, имея 200 лет непрерывных сношений с Китаем, мы теперь только должны начинать международную с ним торговлю, между тем как другие европейцы, хотя недавно начали ее, но водворились уже с своей торговлей внутри самого Китая и потому всегда будут впереди нас.

Второе обвинение заключается в том, что чай до потребителей доходит самого дурного качества и что кяхтинские торговцы не хотят принимать участия в розничной торговле, довольствуясь выгодами от монополии кяхтинскаго торга; но такое обвинение, будучи основано на одной теории вероятностей, не имеет уже вовсе никакого практическая основания. Стоит только обратить внимание на условия кяхтинскаго торга, отдаленность края и, в особенности, на обременительную пошлину с чая, чтобы убедиться, что все отнимало всякую возможность произведителям кяхтинской торговли принять какое- либо участие в розничной распродаже чая: известно, что чай при вымене обходится от 45 до 60 р. за цыбик, на него ложатся пошлины с провоза с другими расходами до 55 р., следовательно, если бы кяхтинский торговец пожелал на какое-нибудь время оставить затраченный им в чай капитал не вырученным, пуская этот чай в розничную продажу, то следующий с этого, чая налог ни почему не допустил бы до этого, требуя немедленного и срочного удовлетворения. Вот почему кяхтинские торговцы должны были продавать свои чаи непременно партиями и за наличные деньги. Вследствие чего выгода их часто и ограничивалась, даже при благоприятных обстоятельствах, какими-нибудь 10 или 15 к. на фунт; оптовые же покупатели, как люди капитальные, покупая при таких условиях чай от кяхтинских торговцев, продавали его уже по обстоятельствам и, разумеется, с видимою и рассчитанною выгодою; городовые торговцы или сами открывали магазины, или продавали этот чай магазинщикам и лавочникам также с пользою; когда же чай доходил до розничной продажи, тогда он терял уже свою первоначальную норму и название, подвергался всевозможной подсортировке, ему давали иногда такия названия, о которых в Кяхте и не слыхивали. Вот почему потребители должны довольствоваться тем, что предложит ему магазинщик и оставлять все, и ценность и качество чая, на его совести. Такая же точно участь будет для потребителей чая, когда пойдет в продажу и чай кантонский, тогда еще больше окажется случаев к произволу заменять лучшие сорта чая худшими со всевозможной подмесью, чего при бандерольной системе не было бы. Следовательно, при таком важном перевороте, каково допущение кантонского чая во вред непосредственной торговли нашей с Китаем, потребители, о которых так справедливо заботятся экономисты, ничего не выиграют, особенно, если, с уменьшением соперничества со стороны кяхтинского чая, кантонский — будет возвышаться в ценах вследствие каких-либо выдуманных или действительных затруднений по доставке его в Россию.

Третье. Кяхтинские торговцы, проживающие в Москве и других городах, винят нас за нарушение прежней системы торговли столь благотворной для всех даже заочно участвующих капиталистов, в чем более всего обвиняют вновь водворившихся в эту торговлю мало капитальных людей. Конечно, кому неприятно и полезно производить эту торговлю хотя и не с блестящими успехами, но с верным расчетом. И этот результат достигался бы, если бы торговля не потребовала естественного развития и введения в круг ее различных дешевых предметов, доступных для людей менее капитальных; если бы не подорвало столь важное соперничество контрабандного чая, заставляющее принимать в Кяхте иногда дикия меры и, наконец, если бы не поколебалось благосостояние самого Китая (…).

Это распадение не могло не отразиться на нашей с ним торговле, запертой при том же в самые узкие рамки. При таких переворотах могли ли удержаться прежние система и положение. А как во всех этих событиях нельзя обвинять кяхтинских производителей и относить к их произволу или неуспехам такое колебание кяхтинской торговли и как они более заочных были поставлены в затруднительное положение и скорее должны были убедиться, что кяхтинская торговля при таком неотразимом соперничестве и всеобщей потребности удешевления чая в России не может оставаться на прежних основаниях, то ясно—третье обвинение не имеет справедливой опоры.

Четвертое обвинение выведено старинным кяхтинским торговцем и фабрикантом, приготовляющим свои издания для Китая. Ропщут за допущение отпуска в Китай драгоценных металлов, за что в особенности досталось упомянутому выше нововводителю, который первый привез серебро в изделии, затеял вопрос о караванной торговле и всегда стоял во главе желающих введения на Кяхте новых реформ. Обвинение это основано на двух причинах: первая, что будто бы китайцы взяв от нас серебро и золото, не будут брать наших товаров, а поедут с этим серебром в южные порта Китая и будут приобретать нужные для них изделия от европейцев; вторая причина,—что, отпуская драгоценные металлы в Китай, мы истощаем Россию, так нуждающуюся в разменном фонде. На первую причину обвинения ответить не трудно, оно составилось от незнания действительного положения дела, наприм. как поступить в Кяхте, если при потребности в приобретении чая, товаров наших китайцы не берут? Неужели надо остановить торговлю или навязать товары за бесценок, отдавая их в 2 ‘/9 раза противу действительной стоимости чая, и, вследствие всего этого, недостаток возмещать на потребителях чая, найти в то же время громадную премию контрабанде. Между тем как отпуск драгоценных металлов нисколько не изменил требования на наши товары, что и подтвердилось действительным фактом. Как только стало водворяться спокойствие в Китае и открылись понемногу рынки, требование на наши товары обнаружилось сильнее прежнего и китайцы стали продавать наши сукна вместо 26 лан по 44 лан и, приобретая здесь наши товары, отдавали свои от 10 до 15% дешевле противу того, чем доставались они нам на монету. Конечно, как только возмущение в Китае возникло ныне в большей степени и вся полоса севернаго Китая, с которым мы имеем дело и которым управляет манджурское правительство, заключается теперь только в двух провинциях, разоренных поборами и 4-летним неурожаем, то и сбыт наших товаров в Китае опять остановился, следовательно, все дело зависит от благосостояния той страны, с которой мы ведем торговлю. Относительно же второй причины обвинения, то она имела больше основания. Назад тому три года, действительно был в России относительно драгоценных металлов кризис, но он произошел отнюдь не от отпуска серебра в Китай, а вследствие изменения тарифа по европейской торговле, что доказывается следующими фактами: до изменения европейскаго тарифа отпуск из России товаров и всех произведений простирался ежегодно (в 1847 и 1853 г.) до 135 миллионов. Привоз же из-за границы ограничивался ежегодно 74 мил. и тогда привозилось в Россию до 20 миллионов драгоценных металлов, более отпуска таковых за границу, но после перемены тарифа отпуск произведений остался почти тот же, а привоз увеличился чуть не вдвое, т. е. дошел до й28 миллионов, и за это нужно было приплачивать, отпуская драгоценные металлы, коих стало вывозиться до 20 мил. более привоза. Следовательно, ежегодный баланс золота и серебра в 40 мил. обратился не в пользу России, после сего не мудрено, что у нас оскудели фонды, ибо такая солидная цифра как 40 мил. ежегодного уменьшения драгоценных металлов в народном обращении, равняясь половине всех фондов, хранящихся у нас в государственном банке, не могла и не может не производить важнаго влияния на наши фонды. Несмотря на это, обвинение кяхтинских торговцев за отпуск серебра действительно казалось многим справедливым. Но здесь оправдывали себя сколько незначительностью отпуска этих металлов, заключающихся более всего в пяти франковой французской монете, сколько же и тем, что меру эту считали проходящей и вызванной крайнею необходимостию, справедливо полагая, что, если сбыт наших товаров в Китае восстановятся, то и отпуск драгоценных металлов сократится, что впоследствии и оправдалось; впрочем при допущении теперь кантонскаго чая через европейскую границу, как он составит еще одну немаловажную статью привозного и потребует расплаты также драгоценными металлами, так как товаров наших в уплату не возьмут. На увеличение вывоза других произведений видов никаких не представляется, следовательно, это еще более усилит вывоз драгоценных металлов за границу, уменьшив в то же время сбыт товаров на Кяхте на столько, на сколько кяхтинский чай будет вытеснен’из потребления, пока мы не откроем новых предметов для вывоза из Китая.

В заключение этой статьи скажем, что в Кяхте с нетерпением ожидают результата переговоров министра-резидента в Пекине относительно дозволения беспрепятственного проследования наших караванов по монгольской степи по избранному и более удобному пути в Тянь-дзин. Получено уже сведение, дающее надежду на приобретение чаев в Китае гораздо дешевле, чем мы приобретаем их теперь через маймаченских китайцев. Если доставка этих чаев в Россию будет благоприятнее, чем проследование туда товаров, то купечество постарается как наивозможно скорее упрочить за собой эту непосредственную с Китаем торговлю и может быть найдет случай приобретать чаи даже в Фучане, или всего лучше на Яндзи-киянге в Хан-кэу, если там будет учреждено русское консульство, как в главнейшем торговом пункте, чрез который производилась прежде и производится ныне торговля Севернаго Китая с Южным.

«Кя́хтинский листо́к» — первая печатная газета в Забайкалье, вышедшая 3 (15) мая 1862 года в городе Кяхте. Освещала события и проблемы местной жизни, вопросы торговли с Китаем.

Кяхтинский Гостиный двор. Фото внутреннего гостиного двора, сфотографировано с башни западных ворот. Во время расцвета кяхтинской торговли здание не справлялось с товарными потоками.

Гостиный двор в слободе Кяхте сначала был деревянным. В свое время он являлся главным зданием возведенного в 1728 г. Кяхтинского форпоста. Впоследствии построили новый, более обширный деревянный Гостиный двор, который в 1770-х гг. собирались заменить каменным. Однако эти намерения не осуществились.

Каменный гостиный двор строился в 1837 — 1842 годах под руководством инженер-полковника А. А. Медведева. В книге «Кяхтинская старина», Улан-Удэ 2010 архитектором называется кяхтинский самоучка Матвей Грязнов. На старой открытке видно что над западными воротами была башенка.

Кяхтинский Гостиный двор предназначался для осуществления крупномасштабных оптовых торгово — производственных и складских операций. Предполагалось, что Гостиный двор будет служить местом временного хранения товаров (главным образом чая) и подготовки их к дальнейшей транспортировке. В плане Гостиный двор представляет собой два огромных корпуса, построенных в форме замкнутых прямоугольников (один внутри другого) вокруг внутреннего двора.

В наружном капитальном здании было 72 помещения. Внешние размеры здания 145,5х192,2 м. Фото внутреннего гостиного двора, сфотографировано с башни западных ворот. Во время расцвета кяхтинской торговли здание не справлялось с товарными потоками. В здании 4 проездных арки с колоннами высотой 8,60 м при нижнем диаметре 1,40 м. Высота потолков здании 7 метров.

В 1900г. половина Гостиного двора была передана для размещения таможни, другая — продолжала использоваться для нужд торговли. В 1953г. здание передано Министерству Бурятской АССР, а с 1955г. в нем разместилась прядильно — трикотажная фабрика.

Внутри гостиного двора. Артель савошников принимает чай. При каждой торговой фирме работала своя артель савошников. Они принимали чай и передавали его ширельным артелям, которые упаковывали чай. Фотография из Кяхтинского краеведческого музея.