Аромат чая. Окакура Какудзо. Чаизм в Японии

Окакура Какудзо (1862-1913) родился в Иокагаме, а образование получил на филологическом факультете Токийского университета. Принимал активное участие в открытии Токийской школы искусств, ректором которой был почти десять лет. Немало способствовал организации Японской Академии художеств. Велики заслуги Окакуры в ознакомлении западного мира с Японией, со складом мышления восточного человека. Его теория искусства необычна, она несёт в себе дух Востока, тонкую поэтическую интуицию. Самые известные работы Окакуры Какудзо — «Идеал Востока», «Пробуждение Японии» и «Книга о чае», перевод которой И. Гавриловской был опубликован в нескольких номерах журнала «Азия и Африка».
2015_10_25_02_004
Вначале чай был лекарством, а затем стал напитком. В Китае в VIII веке чаепитие вошло в царство поэзии как изысканное развлечение. В XV веке в Японии искусство приготовления чая и чаепития выросло в целую религию — чаизм. Чаизм — это культ восхищения прекрасным среди сора повседневной жизни. Он проповедует чистоту гармонии, таинство взаимного милосердия, романтику человеческих отношений. Это прежде всего преклонение перед несовершенным и незавершенным, мягкая попытка достичь чего-то в нашей непостижимой жизни. Философия чая не просто эстетика в обычном смысле этого слова, вместе с этикой и религией она выражает всю совокупность наших воззрений на природу и человека. Философия эта включает в себя черты других наук. Это и гигиена, так как искусство чаепития обязывает нас к чистоте; в каком-то смысле это и экономика, потому что это искусство учит нас экономии, умению находить красоту в простоте, а не в изощренной роскоши; это, образно выражаясь, «геометрия морали», так как чаизм помогает нам определить наше чувство соразмерности с Вселенной. Религия эта выражает также подлинный дух восточной демократии, так как все исповедующие её — аристократы вкуса.

ВОСТОК И ЗАПАД ВСТРЕТИЛИСЬ ЗА ЧАШКОЙ ЧАЯ
Известно, что одиночество способствует самонаблюдению и самопознанию; долгая изолированность Японии от остального мира была необычайно благоприятной для развития чаизма. Убранство наших домов, наша одежда, кухня, наши обычаи, фарфор, живопись, даже литература — всё подвержено воздействию этой эстетики. Ни один человек, изучающий японскую культуру, не должен оставить без внимания это явление. Чаизм проник и в пышные дворцы богачей, и в хижины бедняков. Наши крестьяне овладели искусством составления букета, и самый бедный и скромный из наших рабочих — искусством беседы с камнями и водами. Рассказывая о человеке, не способном задуматься над драмой собственной жизни (пусть драмой лишь наполовину, а наполовину — комедией), мы говорим: «В нём нет чая». Выражением «в нём слишком много чая» мы клеймим необузданного эстета, человека, который не обращая внимания на трагедию других людей, буйствует в половодье своих разнузданных страстишек.

Наверное, иностранец, человек посторонний, удивится этому «шуму из ничего». «Что за буря в чайной чашке?» — скажет он. Но подумайте, как мала всё-таки чаша радостей земных, как часто напиток её бывает смешан со слезами, как быстро осушает её наша вечно неутолимая жажда, оставляя горький осадок, и не вините нас за то, что мы придаём чаю так много значения. Человечество знает более опасные культы. Скольким мы жертвуем Вакху и Марсу? Почему же не преклониться нам перед чаем, не насладиться светом нежности и теплоты, который струит его алтарь? Вместе с янтарной жидкостью из белоснежного фарфора посвящённые вкусят сладостную гармонию Конфуция, пряную мудрость Лаоцзы, божественный аромат самого Шакьямуни. Те, кто не может понять незначительность великого в себе, не понимают и величие малого в других.

Средний представитель Запада в своём вкрадчивом благодушии, в своём сытом самодовольстве увидит в чайной церемонии только новый пример тысячи и одной странности Востока, которые составляют его экзотику и ребячливость.
2015_10_25_02_001
«Волны» чая в саду Шидзуока к западу от Токио, где растёт большинство японского зелёного чая.

Японию считали дикой, варварской страной, пока она предавалась мирным искусствам; её стали считать цивилизованной после страшной манчжурской бойни.

Много писалось о кодексе самурая, об искусстве смерти, которое учит наших солдат с радостью приносить в жертву свою жизнь; но едва ли уделялось какое-либо внимание чаизму, который представляет наше искусство жизни. Если слово «цивилизация» неотделимо от слов «военная слава», то лучше уж остаться варварами. С радостью подождали бы мы того времени, когда должное уважение будет оказано нашему искусству и нашим идеалам. Когда же Запад поймёт или, по крайней мере, попытается понять Восток?

Нас, азиатов, часто пугает затейливая паутина небылиц, которую плетут о нас. Писали, что мы питаемся не только лотосом, но и тараканами, что мы — бессильные фанатики и жалкие сластолюбцы. Индийская духовность презиралась как невежество, китайская сдержанность — как тупость, японский патриотизм — как фанатизм и фатализм. (Говорили, что мы менее чувствительны к боли по причине грубости нашей нервной организации.)

Так почему бы нам не посмеяться на Ваш счёт? Азия платит той же монетой. Вы так же дивились бы, если бы узнали обо всём, что было о вас написано. Вас наделяли добродетелями слишком изощрёнными, чтобы им завидовать, и обвиняли в преступлениях, слишком живописных, чтобы их осуждать. Наши писатели прошлого — большие мудрецы — сообщали нам, что у вас под одеждами спрятаны мохнатые хвосты, что вы часто обедаете мясом новорождённых младенцев! Нет, сейчас мы выдвигаем против вас более серьёзные обвинения: вы самые непрактичные люди на земле, потому что не выполняете на деле то, что вы проповедуете. Наши неправильные представления о вас быстро исчезают. Торговля открыла японские порты для европейцев и европейских языков. Азиатская молодёжь стекается в колледжи Запада, желая получить современное европейское образование. Мы пока ещё не постигли глубоко Вашу культуру, но, по крайней мере, хотим учиться. К сожалению, некоторые из моих соотечественников переняли слишком многие ваши обычаи и привычки, полагая, что нацепить крахмальные воротнички и цилиндры — значит приобщиться к цивилизации.Как ни прискорбны такие аффектации, они говорят о нашей готовности смиренно и почтительно учиться у вас.

К сожалению, отношение Запада к нам таково, что ему трудно понять Восток. Христианские миссионеры приезжали к нам, чтобы учить, наставлять, а не для того, чтобы перенимать, учиться. Ваши знания о нас основаны на слабых и скудных переводах нашей обширной литературы, если только не на глупых анекдотах случайных путешественников. Пожалуй, я рискую породить своим красноречием и многословием сомнение в моём знакомстве с чаизмом. Ведь дух этой религии предписывает вежливость, сдержанность, умение говорить только то, что от тебя ожидают, не более. Но я должен быть вежливым чаистом. Слишком много зла уже принесло взаимное непонимание Старого и Нового Света, и тот, кто хочет внести свою лепту в развитие нашего взаимопонимания, не должен чувствовать себя виноватым.
2015_10_25_02_002
Ироничный юмор и любовь к чаю являются неотъемлемыми качествами англичан. В среднем на человека англичане выпивают 6 чашек в день, опередив китайцев, как самых больших потребителей чая в мире.
На иллюстрации: горничная в Кэмбридже в 1939 году во время традиционного чайного перерыва, без которых не может быть рабочего дня.

Странно, но Восток и Запад встретились пока что лишь за чашкой чая. Это единственная азиатская церемония, завоевавшая всеобщее уважение. Белый человек презирал нашу религию и нашу мораль, но он без колебания принял коричневый напиток. Чай во второй половине дня стал неотъемлемым элементом обыденной жизни на Западе, особенно в Англии. В мелодичном перезвоне чайной посуды, в мягкости женской гостеприимности, в заученном катахезисе вопросов о сахаре и сливках — несомненен своеобразный культ чая. Философская покорность гостя, с которой он принимает целебный настой, так же, как он принимает судьбу, свидетельствует о том, что в этом — единственном, пожалуй, — случае восточный дух торжествует победу.

Европейцы узнали о чае из записок одного арабского путешественника, сообщающего о том, что в 879 году в Кантоне основной статьёй государственного дохода были пошлины на соль и чай. В конце XVI века голландцы принесли весть о том, что на Востоке из листьев некоего кустарника изготовляется приятный напиток. В 1610 году корабли голландской Ост-Индской компании привезли первый чай в Европу.

Во Франции он стал известен с 1636 года, в России — с 1638-ого. Англия приветствовала его в 1650 году, писала о нём как об «отличном, всеми медиками одобренном напитке, который китайцы называют Ча, а другие нации Те, или Ти». Как многие хорошие вещи, чай встретил и протесты. Еретики осуждали чаепитие как дурную привычку, писали, что мужчины теряют силу, а женщины — красоту, употребляя этот напиток. Его первоначальная цена (15-16 шиллингов за фунт) препятствовала широкому его распространению, делала привилегией знатных и богатых особ. Тем не менее чаепитие становилось популярным с необыкновенной быстротой. Лондонские кофейни в начале XVIII века превратились фактически в чайные, место прибежища и отдыха таких известных острословов, как Эддисон и Стил, коротающих время за «чашкой чая». Напиток стал вскоре предметом жизненной необходимости, облагаемым налогами.

Вспомним также, какую важную роль сыграл он в истории. Америка покорно сносила жестокий колониальный гнёт, пока непомерно высокие налоги на чай не переполнили чашу терпения. Американская независимость родилась в тот день, когда были сброшены в Бостонскую бухту ящики с чаем.
2015_10_25_02_003
Употребление чая сопровождалось в Китае курением табака и опиума, завезённых европейцами.

Чай обладает нежным вкусом, перед очарованием которого невозможно устоять. Не из лёгкого ли его аромата черпали лёгкость мысли многие острословы Запада? Он лишён надменности вина, самоуверенности кофе, глупой невинности какао. Уже в 1711 году «Спектейтор» использует для рекламы такие выражения: «Мы рекомендуем каждой зажиточной семье приобретать нашу газету с той же регулярностью, с какой приобретается чай, хлеб и масло; со всей серьёзностью советуем смотреть на неё как на неотъемлемую часть утреннего чаепития». Самюэль Джонсон рисует себя как «закоренелого и бесстыдного» потребителя чая, который в течение 20 лет своей жизни запивал свою пищу только чаем — этим божественным настоем; забавлялся им вечерами, утешался в полночь, радовался поутру.

Не чувствуется ли настоящий дух чаизма в следующем высказывании Чарльза Лэма, известного энтузиаста этого напитка: «Величайшее удовольствие, какое я только знаю, — совершить доброе дело украдкой и узнать об этом случайно».

Ведь чаизм — это искусство скрыть красоту так, чтобы её нужно было открыть, и в то же время это искусство намекнуть на то, что нельзя выразить словом. Это благородное умение смеяться над самим собой, смеяться спокойно, но глубоко — это улыбка философии. Поэтому все подлинные сатирики и острословы могут быть названы философами-чаистами. Теккерей, например, и, конечно, Шекспир — декаденты, певцы упадка (когда только не переживало человечество период упадка?), их протесты против материального в известной степени прокладывали путь к чаизму.

Пожалуй, сегодня именно в застенчивом созерцании несовершенного сошлись Восток и Запад ко взаимному утешению. Даосы рассказывают, что во время великого Начала Безначальности схватились в смертельной борьбе Дух и Материя. Наконец Жёлтый император, Сын Неба, победил Чию, демона земной тьмы. Но умирающий титан разбил головой небесный свод, и голубой нефритовый купол рассыпался осколками. Звёзды перемешались, бесцельно бродила Луна среди бездны ночи. В отчаянии искал Жёлтый император того, кто смог бы починить небеса. И его поиски не были напрасны. Из Восточного моря поднялась королева — божественная Нюйва, её голову венчал рог, тело оканчивалось хвостом дракона, ослепительно сияла её огненная кольчуга. Она сплавила в волшебном котле пятицветную радугу и восстановила китайское небо. Но рассказывают также, что Нюйва оставила в голубом небесном своде две маленькие трещинки. Так возник дуализм любви — блуждают две души в пространстве и не находят покоя, пока не соединятся и, слившись, не завершат создание Вселенной. Каждый должен достроить заново своё небо надежды и мира.

Наше небо сейчас в самом деле разбито в борьбе циклопов за богатство и власть. Мир заблудился в дебрях эгоизма и невежества. Знание покупается ценой больного порочного сознания, доброта практикуется ради выгоды. Запад и Восток, как два дракона в волнах бурлящего моря, тщетно стараются обрести утраченное сокровище жизни. Нам снова нужна Нюйва, чтобы преодолеть великое опустошение. Мы ждём всемогущего Бога. А пока нас ждёт глоток чая. Полуденное солнце освещает зелёный бамбук, радостно струится ручей, шелест сосен слышен в тихом пении чайника. Давайте же грезить о мимолётном, давайте погрузимся в чарующую беззаботность.

Перевод с английского И. Гавриловской.
Источник: Журнал «Азия и Африка 7/93»
Источник: http://www.chaigorod.ru


Понравилась статья? Поделись с друзьями!


Обсуждение закрыто.