TeaTerra

Зазеркалье – это не выдуманная волшебная сказка. Эта страна действительно существует и находится совсем рядом. Когда ты, присев на корточки и нагнув голову, пытаешься протиснуться в узкую дверцу почти на уровне пола – вход в чайную комнату — вдруг начинаешь ощущать, как непостижимым образом перемещаешься в совершенно иное пространство. Словно Алиса, попавшая в Зазеркалье, ты вдруг с удивлением обнаруживаешь, что, нырнув в узкий лаз, похожий на кроличью нору, оказываешься уже по ту сторону привычного мира: сюда не доносятся его звуки и запахи, здесь время течёт по-другому, здесь царят другие законы восприятия движения и цвета. Одним словом, ты попадаешь в загадочный и волшебный мир японского традиционного искусства «Тяною» или «Тядо», больше известного у нас как «Путь Чая» или «чайная церемония».

Мастера говорят, что далеко не всякий в состоянии постичь тайны и премудрости японской традиции чайного действа. И не зря так завораживающе действуют не неискушённого зрителя грациозные поклоны девушек в кимоно, шум закипающей воды в котле, медленные движения чайного мастера, и кажется, что это какое-то загадочное представление, которое можно наблюдать лишь со стороны, и в которое тебе, простому человеку, доступа нет …

Неординарность «чайного действа» подчёркивают многие исследователи как в самой Японии, так и за её пределами. Справедливо считается, что искусству «Тядо» невозможно научиться за несколько занятий, месяцев и даже лет. Процесс обучения измеряется всей жизнью, этому искусству нужно без малого посвятить всего себя, и только тогда Путь Чая может стать тем путем, который ведет к непосредственному восприятию действительности. И хотя человеку на этом Пути могут встретиться как радость, так и горе, как надежда, так и разочарования, как друзья, так и враги, — ценность знаний и опыта, приобретаемых на нем, невозможно переоценить. С этого Пути нельзя свернуть, так же, как нельзя, сделав ошибку, вернуться во времени и прожить тот же самый момент дважды. Путь становится самой жизнью, проникнутой для человека осознанием своей истинной природы.

Маленькая комната «тясицу», специально построенная для чайной церемонии, в обычное время кажется совершенно пустой, и на европейца, скорее всего, произвела бы впечатление заброшенности. Во время чайной встречи, иначе говоря «приёма гостей», в ней можно увидеть лишь несколько тоненьких подушек из шёлка, лежащих на полу, — по одной на каждого гостя. В небольшой комнате обычно располагается от 4 до 5 гостей. Стены и татами на полу – в таком же простом стиле. В нише висит свиток, выполненный черной тушью. На белом фоне отчётливо выделяется узор иероглифов. Чуть ниже в вазе скромно стоят свежие полевые цветы. Рядом с нишей можно заметить небольшую полку, на которой помещены два-три предмета искусства (например, коро – курильница для благовоний, бунтин – придерживающий бумагу грузик для каллиграфии, или просто красивый камень). Они поставлены здесь с таким расчётом, чтобы безукоризненно поддерживать общую идею простоты внутреннего убранства комнаты. Перед нами отнюдь не нарочитая расстановка в классическом стиле — наоборот, каждая вещь выгодно оттеняет достоинства соседних предметов, и в то же время создаётся такое впечатление, что всё сделано как бы случайно, без малейшей надуманности и искусственности.

Если бы человек пожелал усладить свой взор созерцанием пышной роскоши или величия чего-либо грандиозного, то типичная японская чайная комната наверняка не удовлетворила бы его. Атмосфера чайной комнаты порождает душевную ясность и чистоту, здесь можно оценить прекрасное, не боясь того, что ваше внимание будет отвлечено чем-нибудь посторонним. Сидя в тишине, в узком и тесном пространстве, ты начинаешь вдруг различать сумеречный свет, льющийся из маленького бокового окошка, слышать журчание воды и звук насыпаемого в чашку чайного порошка, чувство глубокого покоя приходит на смену первоначальному ощущению одиночества и грусти. И становится ближе и понятнее изречение древнего дзэнского мастера, изображённое на свитке в нише «токонома». «Ho-ho kore do:jo:» — «Вся повседневная жизнь шаг за шагом – это и есть место тренировки духа». Всего одна фраза, но иногда она может помочь человеку взглянуть на себя и на свою жизнь под неожиданным углом зрения, постичь что-то доселе неосознанное и неизведанное.

Эти свитки и картины тушью – неотъемлемая часть убранства чайной комнаты, их обязательно вывешивают в токонома при проведении церемонии. Написанные дзэнскими или чайными мастерами и наставниками, они создают атмосферу трансцендентного покоя, выражают глубокие философские понятия; слова и образы на них, свободные от догм и правил веры, умиротворяюще действуют на душу. Чайные свитки высоко ценятся в мире искусства за их простую, но тонкую, вдохновляющую красоту.

«Ichi u sen-zan o uruosu» — «Один ливень орошает тысячи гор».
«Shun-shoku ko:ge nashi» — «Цвета весны не различают верха и низа».
«Shu:ku: issei no kari» — «Клич перелётных гусей – осень повсюду»…

Глядя на эти картины, следуя по следам кисти своим сердцем, мы словно воочию видим естественные движения руки мастера, в которых отражаются его мысли и чувства, помогающие отрешиться от мирских волнений и страстей. Недаром многие известные чайные мастера проходят обучение в дзэнских монастырях и становятся так называемыми «мирскими монахами», практикующими дзэн в миру. В свою очередь многие дзэнские наставники – великолепные каллиграфы, из-под пера (вернее, кисти) которых выходят настоящие шедевры.

Простоту и безыскусность убранства чайной комнаты оттеняют цветы. Поставленные в вазе на полу или подвешенные в пространстве токонома, они олицетворяют всю природу в её бесконечном многообразии. Цветы в чайной комнате называют «тябана», то есть «чайные цветы», и принципы их постановки в вазу отличаются от принципов композиций «икэбана». В «тябана» композиция составляется из одного-двух цветков в сочетании с травами или веточкой какого-нибудь дерева. Важно, что в «тябана» цветок как бы отражает личность хозяина, его душу, и гости, глядя на цветы, получают возможность прикоснуться к внутреннему миру человека, пригласившего их на чашку чая. Только человек с сильно развитым художественным чутьём способен разместить цветы так просто и вместе с тем выразительно, как этого требуют каноны чайного действа. Цветы всегда выбираются по велению сердца, главный критерий — искренность и простота. Если цветы выглядят искусственно или вычурно – это грубое нарушение заповедей основоположника Пути Чая великого чайного мастера XVI века Сэн-но-Рикю. Он говорил своим ученикам: «Цветы же ставь так, чтобы они выглядели словно растущими в поле». С цветами чайная комната оживает, в неё привносится часть природы, о которой мы часто забываем в суете повседневности. Но порой всего один скромный полевой цветок может волшебным образом преобразить атмосферу всего чайного пространства.

Аскетизм и непритязательность – вот первое, что бросается в глаза при сравнении Пути Чая и Дзэна. Однако только этим сходство не ограничивается. Суть дзэнской медитации – достижение состояния «сатори», или просветления. Просветления в высшем понимании этого слова, когда человек находится в состоянии недуальности (яп. «фу-ни»), неразделённости. Согласно дзэну, в состоянии абсолютно чистого, просветлённого сознания не существует оппозиции «хороший – плохой», «любовь – ненависть», «жизнь – смерть», нет ни конфликтов, ни противоречий, у человека возникает осознание полного единения с природой. Именно этого и стремится достичь человек, практикующий Тядо. Хотя, в то же время, было бы неверно говорить о том, что дзэн, как и Путь Чая, практикуется с какой бы то ни было целью. По словам Алана Уотса, «практиковать дзэн, имея в виду некую цель, — значит одним глазом смотреть на эту практику, а другим – на ее цель, что ведет к рассредоточености, неискренности». Парадоксальность состоит в том, что человек должен поддерживать «зеркало ума» ясным и чистым, не позволяя даже малейшим частичкам пыли садиться на него, то есть не должен желать ничего, даже самого просветления. В этом проявляется отказ просветлённого сознания от малейшего эгоизма и желание распространения абсолютной свободы в максимальном её проявлении. Подобные принципы полностью справедливы и для чайного действа.

Первое, что видят гости, входя в пустую и тихую чайную комнату, это свиток, висящий в нише токонома. Свиток с дзэнским изречением – своего рода волшебный ключик к пониманию всего, что здесь будет происходить. Он является «проводником» между хозяином и гостями, поскольку выражает основную цель чайного собрания — сообщает гостям те мысли и чувства, которые владели хозяином при подготовке и проведении этой встречи. Этот свиток указывает гостям на духовную составляющую, которая лежит в основе сатори. В ходе чайной церемонии и хозяин, и гость интуитивно постигают эту составляющую, которая находится за рамками обыденного понимания действительности.

Все другие элементы чайной утвари, участвующие в церемонии, выбраны таким образом, чтобы подчеркнуть и выявить основную идею, выраженную в свитке. Созерцание цветов в нише токонома также подготавливает человека к восприятию окружающего мира интуитивно, сознанием, очищенным от мирской суеты. Старые мастера говорят, что цветок в токонома означает нечто большее, чем просто частицу природы. Цветок в буддизме ассоциируется с цветком лотоса, символизирующим «чистоту буддийского учения». Кроме того, он олицетворяет «непостоянство вещей» в бренном мире, на глазах гостей проходя все стадии своей мимолётной жизни – от бутона в начале церемонии до раскрывшихся лепестков в конце. Наблюдая жизнь цветка в токонома, гости невольно задумываются и о своей жизни, о том небольшом отрезке Пути, по которому они следуют сейчас. Утварь, цветы, каллиграфия, интерьер чайной комнаты, сад – всё проникнуто идеей Пути, идеей пребывания в особом состоянии сознания, когда спонтанно достигается «видение» истины.

Многие дзэнские наставники подчёркивают, что «Чай – это уникальный «продукт» дзэна». В Чае наиболее полно и ясно выражена концепция «японской души», которая глубоко связана с дзэном и сформировалась под его влиянием. Дзэн пронизывает все стороны этого традиционного искусства. А его основу составляют три базисных философских понятия: 1.»Путь» («до»), 2.»Учёба» («гаку»), 3.»Практика» («дзицу»). Путь — потому он и «Путь», что по нему человек проходит не два-три месяца, а гораздо дольше. В процессе изучения Пути Чая каждый человек сталкивается со многими трудностями. Это могут быть трудности как физического, так и духовного, социального и даже коммуникативного характера. Знакомство с традицией чайного действа учит общению с людьми в рамках тех норм и правил, которые приняты в «Тяною». Прежде всего требуется выработать умение слушать и слышать собеседника, быть вежливым и предупредительным в любой ситуации, сдерживать чересчур яркое проявление эмоций и в то же время оставаться честным и искренним, вырабатывать мгновенную реакцию, строго соблюдать иерархию социальных взаимоотношений, знать меру во всём…

Возникновение трудностей при соблюдении этих правил также является частью бесценного жизненного опыта; это своего рода «учёба» (яп. «гаку» — второй философский принцип). В «учебу», разумеется, входит и получение новых теоретических знаний, из книг, из общения с учителем. Но научиться жить только по книгам невозможно, человек должен воплотить свои знания на практике. В искусстве Пути Чая это проявляется особенно явно. Главнейшим составляющим элементом философии Пути Чая является понятие «дзицу» — использование полученных знаний на практике. Только практикуя чайное действо, реально готовя чай, «действуя», можно достичь высокого уровня. Человек, изучивший теоретическую сторону, но реально не практикующий эту традицию, никогда не сможет стать настоящим чайным мастером.

«До», «гаку», «дзицу» — эти три понятия лежат в основе философии Чая, но помимо них существует целый ряд важнейших эстетических категорий и принципов, которые самым тесным образом связаны с эстетикой традиционной японской культуры. Абсолютно правы те, кто называет чайное действо «синтезом искусств» и подчеркивает эту связь. Ведь в Чае, как в зеркале, отразились многие аспекты японской культуры, такие, например, как самурайский кодекс чести «бусидо»; конфуцианская мораль и этика во взаимоотношениях «учитель-ученик», «сэмпай-кохай», «гость-хозяин»; идея о мимолетности и быстротечности бытия; утонченное эстетическое наслаждение от созерцания природы и смены времен года; дзэнская атмосфера строгости, простоты и безыскусности; идеи скромности и аскетизма в быту и др.

Истоки чайной кухни «кайсэки» восходят к правилам приготовления монастырской еды. Особенно явно прослеживается тесная связь Чая с дзэн-буддизмом. Издревле чаепития сопровождали практически все мероприятия, проводившиеся в дзэнских монастырях – по случаю знаменательных событий и траурных церемоний, во время крупных религиозных обрядов с участием всей монашеской братии, и во время индивидуальных медитаций. Считалось, что чай помогает бороться с так называемыми «тремя отравами» во время медитации – сонливостью, рассеянностью мыслей и неправильным положением тела. Благодаря своим свойствам, чай помогал не просто бодрствовать, но и максимально сосредотачиваться. Очень многое роднит эти две кулинарные традиции – монастырскую и чайную: порядок подачи блюд, сочетание вкуса и цвета, использование лакированной посуды и др.

Знание гончарного искусства, каллиграфии, лаковой миниатюры, художественная резка по дереву и бамбуку, японская кулинария и кондитерское дело, искусство планировки сада и знание архитектурных особенностей чайных комнат… Спектр знаний чайного мастера поистине безграничен. Передаваясь от учителя к ученику, эти знания обогащают человека, открывают перед ним совершенно иной мир и позволяют подняться на иную ступень осознания себя в этом мире.

Чай, равно как и дзэн – это воплощение на практике принципа «трудись от всей души и от всего сердца». Кто не знает, как много времени буддийские монахи уделяют работе, ежедневному трудовому послушанию за монастырскими стенами! Ведь эта работа сродни медитативной практике, она помогает очистить ум и сердце, подготавливает человека к иному восприятию действительности. Известны многие случаи обретения просветления монахами прошлого, находящимися, казалось бы, в процессе простой физической работы, а не в ходе общения с наставником или в глубокой медитации. Но на самом деле спонтанность и простота сатори присуща только подготовленному сознанию, какими бы внезапными, непредсказуемыми не казались эти «случайные» просветления: кто-то подметал монастырский двор и, услышав стук покатившегося камешка о ствол бамбука, был просветлён; кто-то занимался прополкой на монастырском огороде, и карканье ворона неожиданно перевернуло сознание; кто-то чистил отхожее место, совсем не располагающее к постижению высоких материй, и внезапно тоже обрёл просветление… Как говорят Мастера, на Пути внезапности быть не может, и в то же время, именно незапланированность, нечаянность располагает к интуитивным прозрениям.

«Бё-дзё-син корэ до» — «Твоё обычное сознание – и есть Путь». Эти слова можно часто встретить написанными на свитке в чайной комнате. Они становятся понятными, если задуматься над их смыслом не на обывательском уровне, а уровне постижения каждого ежеминутного действия, как божественного явления. Путь – это простые повседневные дела, которые заполняют наш ум, но и не только. Это и осознание трансцендентной сущности этих дел и окружающих вещей и явлений.

Настоящий поэт, считают дзэнские наставники, всегда погружён в состояние видения вещей такими, каковы они есть, переживая детскую радость от осознания безграничной и абсолютной свободы. Это состояние он передаёт в своих стихах. Известно большое число так называемых «чайных стихов». Написанные в традиционной манере «танка», они являются записями мыслей и наставлений знаменитых чайных мастеров. Антология «100 песен Рикю» (яп. «Рикю дока») содержит огромное количество ценнейших замечаний о Чае, раскрывает тайны связи Пути Чая с древними китайскими космогоническими представлениями, насквозь проникнута дзэнским мироощущением. По преданию, это – мысли и слова самого Рикю, записанные его учениками и последователями. Каждый чайный мастер знает всю антологию наизусть. Сам же Рикю больше всего любил стихотворение Фудзивара Иэтака, поэта XII века:

«Hana o nomi Людям, жаждущим весны,
matsuramu hito ni многоцветья трав,
yamazato no я хотел бы показать
yukima no kusa no первые ростки сквозь снег
haru o misebaya» на прогалинах в горах.

В этих стихах, считал Рикю, проявилась красота только-только пробуждающейся природы ранней весной, когда ещё нельзя увидеть яркие цветы и почувствовать их пьянящие весенние ароматы. Из-под снега пробились лишь первые крохотные росточки, но тот, чья душа умеет замечать красоту по её самым первым неясным признакам, обладает умением видеть и понимать суть вещей. Не яркая, пышная красота воспевается поэтом, а истинная красота, скрытая от глаз в самых простых, обыденных вещах и явлениях. Рикю считал, что в этом стихотворении наиболее явно выражен принцип «ваби». Элегантная скромность, подчеркнутая простота и естественность, эстетика ассиметричного в традиции Пути Чая составляет суть этого понятия.

«Ваби» – одна из основополагающих концепций традиционной японской эстетики, и одновременно важнейшая эстетическая категория Тяною, в которой передана идея внутреннего благородства и красоты, скрывающейся за внешней простотой и неказистостью. «Ваби» – эстетика простого, безыскусного, лишённого всякой манерности и эффекта. Это красота несовершенного и асимметричного, того, что можно назвать «неизящным» и даже «грубым», того, что имеет строгие, резко очерченные формы. Если говорить об этимологии этого слова, следует отметить, что в японском языке слово «ваби» — существительное, образованное от глагола «вабиру», который переводится как «жить уединенно, бедно», «печалиться», «тосковать». «Ваби» — это также и особое состояние духа, когда человек не тяготится своим одиночеством и бедностью, не испытывает сожаления от обладания малым и, следуя пути просветления, в конце концов достигает наивысшего состояния сознания – состояния отрешённости.

Известный мастер дзэн-буддизма, наш современник Д.Судзуки пишет: «Путь Чая останется для тебя непостижим до тех пор, пока ты не поймёшь, что значит быть бедным». Значению «бедный» здесь придаётся особый смысл. Под словом «бедность» дзэнские идеологи понимали сознательный отказ от привязанности к вещам, и даже в некоторых случаях отказ от обладания вещами как таковыми, отказ от переживания ощущений, приятных телу, поскольку видели в этом препятствия в освобождении от привязанности к собственному «я». Подобный взгляд присущ многим буддийским школам, но, пожалуй, в дзэне он получил своё крайнее выражение. И как следствие, этот взгляд был перенесён в Путь Чая. Ставя во главу угла духовное, а не материальное начало, человек может наслаждаться Чаем, не имея роскошной утвари и изысканных яств, обладая лишь чистым сердцем и минимальным набором скромной чайной утвари. Тогда на первый план выступает сам человек, поскольку использование минимального набора вещей заставляет его обратить более пристальное внимание на самого себя, увидеть, ЧТО он есть по своей исконной сущности. Его девизом становится дзэнское изречение: «Тэндзё тэнгэ юига докусон» — «Над небесами и под небесами лишь я один нахожусь, себя уважая».

Основополагающие эстетические принципы чайного действа базируются на значении таких категорий, как «скрытое и тайное» («югэн»), «несовершенная красота» («фу-кандзэнна би»), «естественность» («сидзэн»), «аскетизм» («коо-коо»), «безусловная свобода» («дацу-дзоку»), «чистота и покой» («сэй-дзяку»). Всё, связанное с Чаем, вовлечено в эстетику ассиметричного. Один из основных эстетических принципов Чая – «несовершенная красота». Лучший пример – осыпающаяся сакура, прошедшая период своего великолепного цветения и роняющая лепестки на ветру. Или луна, то появляющаяся из облаков, то вновь в них скрывающаяся. Это несимметричность, которую можно заметить и в планировке чайного сада, и в форме чайной утвари. Будь то чайная комната с доминантой в виде токонома и лазом-входом «нидзиригути»; будь то чайный сад с извилистой тропинкой «родзи» и широкими плоскими камнями «тобииси», которыми она выложена; будь то сосуд для холодной воды в форме клубня батата с неровной, шершавой поверхностью и с потемневшим от времени дном, — всё это отчетливо передает идею красоты ассиметричного и несовершенного. В этом внешнем несовершенстве проявляется не хаотическое нагромождение отдельных, плохо сочетающихся между собой элементов, а внутренняя красота и гармония. Считается, что в основе эстетики асимметричного лежит свобода духа. Так под рукой истинного мастера рождается на свет чаша с неровными краями и потёками глазури, но это — настоящий шедевр.

Концепция уважения и ценности каждого мгновения бытия выражена в дзэнском изречении «Итиго-итиэ» — «Каждая встреча единственна». Свиток с этими словами можно часто увидеть в чайной комнате. Эта фраза широко известна также в кругах, не связанных с Чаем, например в классической философской традиции дзэн-буддизма, но в трудах идеологов Тяною приобрела, по существу, статус «философии чая». Встречу во время чайного действа называют «встречей, единственной в жизни». И это действительно так. Даже если вновь в том же месте соберутся тот же хозяин и те же гости, — угощение ли, утварь ли, атмосфера в целом, — что-то непременно будет другим. Отношение к каждому чайному собранию, как к «единственному в жизни», предполагает тщательную подготовку к нему как хозяина, так и приглашаемых лиц. Это даёт особый настрой всех участников чаепития, которые начинают относиться к происходящему с предельным вниманием и чрезвычайной искренностью, исключая из своих действий и мыслей малейшее чувство пренебрежения. Важно, чтобы подобное чувство уникальности, единственности каждого момента бытия пронизывало все действия участников чайной встречи и сохранялось до самого конца. Каждый участник понимает, что присутствует не просто на чаепитии с угощением, а на своеобразной медитации в форме чаепития. Каждое движение хозяина и гостя преисполнено глубоким смыслом, взаимообусловлено и «со-настроено» как единое целое.

Это ощущение себя частью единого целого выражается в другой формуле «Итидза-конрю» — «Создание одной компании». Это высказывание служит для обозначения особого состояния сознания, когда в чайной комнате не просто собираются хозяин и гости, а происходит «создание одной единой компании», где все участники чаепития общаются непосредственно, «через сердце». Воздействие разнообразных и многочисленных воздействующих на человека элементов, таких как убранство комнаты, освещение, внешний вид подаваемых угощений, аромат благовоний, звуки кипящей в котле воды, вкус чая, — всё это создаёт у участников встречи ощущение гармонии и обусловливает синхронность функционирования всех органов чувств и сознания. Осознание себя частичкой Вселенной, элементом единого целого помогает человеку гармонизировать свои взаимоотношения с природой и с обществом. Правильнее было бы обозначить феномен «итидза-конрю» как «совместное переживание бытия в едином времени и пространстве». Ощущение сопричастности к созданию этого «единого пространства и времени» даёт возможность освободиться от привязанностей во всему внешнему, открыть в себе «истинную сущность» и проявить в обычной жизни скрытые духовные и физические силы.

Ещё одна формулировка, отражающая дух Чая, «Ёдзё-дзансин» — «Вкладывай душу в каждое своё действие». Дословно её можно перевести как «избыточная сердечность, оставшееся (по окончании) чувство». Это чувство гостеприимства и ответной благодарности, когда и хозяин, и гости стараются вложить всю свою душу в каждый миг общения и в каждое своё движение. Чувству «ёдзё-дзансин» подчинено каждое действие хозяина. Углей в очаге должно быть много, а при завершении действа хозяин вновь докладывает угли и доливает свежей воды в котёл, словно говоря: «не торопитесь уходить, я буду рад, если Вы задержитесь ещё немного».

…По окончании действа хозяин и гости обмениваются прощальными словами, и их сердца преисполнены чувством глубокой благодарности и желания хотя бы на мгновение продлить эту встречу. Гости выходят в сад, не разговаривают громко и покидают «росистую землю», тихо оглядываясь назад. Хозяин не спешит закрывать за ними дверь, провожая взглядом. После того, как гости скрылись из виду, хозяин тихо возвращается в чайную комнату и в одиночестве садится перед очагом, размышляя о том, понравилась ли гостям сегодняшняя встреча. Гости же в течение всего чайного действа делают всё возможное, чтобы хозяин почувствовал их искреннюю сердечность и глубокую признательность. На это направлены все их слова и действия. Они почтительно осматривают свиток в нише в стене, высказывают своё восхищение при любовании цветами и чайной утварью, заинтересованно задают вопросы, на которые хозяин с удовольствием отвечает. В результате усилий обеих сторон в чайной комнате создаётся особая атмосфера гармонии и единения…

Со стороны для человека, не вовлеченного в практику чайного действа, эта картина может показаться наигранной, не присущей естественному проявлению человеческих эмоций, действий, мыслей. Так думают, пожалуй, все, кроме японцев, для которых в искусстве Чая, как, может, ни в одном другом искусстве, наиболее глубоко и полно раскрывается особый характер их национальной ментальности, уникальность которого заключается в неразделенности. И в этом смысле Путь Чая, как один из видов практики дзэнской медитации, продолжает быть одним из путей постижения Единого. Чай становится зеркалом Души.

Автор: Анастасия Кудряшова

Кудряшова Анастасия Вячеславовна – доцент кафедры японской филологии ИСАА МГУ, кандидат филологических наук, специалист по структурной и прикладной лингвистике. Преподаватель искусства «Пути Чая» высшей категории, чайное имя «Сото». Вступила на Путь Чая в 1989 г., по настоящее время ведет активную деятельность по распространению и популяризации культуры «Тядо» в России и за ее пределами. Преподавательская деятельность с 1993 г. Стажировка в международном центре «Урасэнкэ» в Японии в течение двух лет. Участие в международных и общероссийских конференциях, посвященных японской культуре, проведение мастер-классов в Москве, Екатеринбурге, Санкт-Петербурге, Ростове-на-Дону, Киеве (Украина), Хельсинки (Финляндия). Неоднократно принимала участие международных практических выездных семинарах и мастер-классах по искусству «Пути Чая» в Японии (Киото, Камакура), Италии (Рим), Германии (Фрайбург), Китае (Пекин, Шанхай). Член Правления и исполнительный директор НП «Тяною», куратор чайного класса «Сэйроан» в ИСАА МГУ, исполнительный директор Московского отделения японской чайной школы «Урасэнкэ». Автор множества статей о «Пути Чая» на русском и японском языках